Блоги

31 августа

Сегодня, в День памяти Марины Цветаевой, в павлодарском Цветаевском музее состоялась встреча, посвященная памяти поэта. Звучали стихи М. Цветаевой и песни на ее стихи, посвящения ей...

Директор музея Анастасии Цветаевой О.Н. Григорьева рассказала о новых поступлениях в музей, все эти книги, фотоальбомы, сборники статей - о Марине Цветаевой. Своё эссе "Небесная Цветаева" прислал из Нью-Йорка поэт Юрий Бунчик. С большим вниманием слушали участники встречи это поэтическое посвящение великому поэту.

Украшением встречи стало выступление Валентины Шалденковой, которая исполнила две песни на стихи Марины Цветаевой.

Собравшиеся услышали голос Анастасии Ивановны Цветаевой, которая читала стихи сестры.

Вспоминали в этот день Елабугу - город, где М. Цветаева ушла из жизни 31 августа 1941 года.

Гостями музея были члены литературного клуба "Классики и современники" Славянского культурного центра и литературного клуба Центра активного долголетия.

 

                                                                 

                                        Небесная Цветаева

                                               (эссе)

                                                         1

Есть в мире поэты «земные» и есть поэты «небесные»: Марина Ивановна Цветаева была «небесным» поэтом. С самого своего рождения и до конца жизни путь, предначертанный ей, был не от мира сего, он был от неба, от Бога, от Спасителя. Цветаева писала: «Вы можете меня купить только всем небом в себе, небом, на котором мне, может быть, не будет места». Она никому не сделала зла, она всегда отдавала людям всё своё, отдавала своё сердце. Если спросить у Цветаевой: «Марина Ивановна, откуда Вы пришли?», она бы ответила: «Оттуда, где люди любят друг друга, где есть Правда». Она пришла в наш мир, чтобы любить, чтобы сказать всем Правду. На планете Земля так уж повелось, что тот, кто говорит людям правду, за эту же правду сам и погибает. Так было и с Владимиром Высоцким, и с Есениным, и с Маяковским, так закончила свою жизнь и Марина Цветаева.

                                                         2

Цветаева в первый раз познала настоящую, «земную» любовь, когда встретила в своей жизни в Праге Константина Родзевича. Он был «земным», а она была «небесной», и он подарил ей то, что просто имел сам — земную любовь. Цветаева писала ему: «Вы сделали надо мной чудо: я в первый раз ощутила единство неба и земли. Вы меня просто полюбили... Люблю Ваши глаза... Жизнь я могу полюбить через Вас. Вы мой первый и последний ОПЛОТ(от сонмов!). Вы — моё спасение и от смерти и от жизни. Вы — Жизнь... Я тебе буду верна, потому что ты один такой». И ещё она ему писала: «Но и тогда я скажу, что это в моей жизни было, что чудо — есть, и благословлю Вас на все Ваши грядущие дни». Марина Ивановна сомневалась, имеет ли она право на счастье: «Господи, — писала она, — прости меня за это счастье!». А однажды у неё просто вырвалось из сердца: «Дайте мне покой и радость, дайте мне быть счастливой, Вы увидите, как я это умею!». Она просила людей позволить ей быть счастливой... Так появились на свет два её известных шедевра: «Поэма Горы» и «Поэма Конца». Зинаида Гиппиус писала о «Поэме Горы»: «Это запредельное новшество по форме и почти непристойность по содержанию». З.Гиппиус также писала о Борисе Пастернаке: «Либо наш русский язык — великий язык, либо наш Пастернак — великий поэт. Вместе никак не выходит...». А Иван Бунин считал произведения Цветаевой «высокопарной ахинеей». «Как отражение звезды, Марина, твоя речь», — писал ей в письме Райнер Мария Рильке. Зинаида Гиппиус и Иван Бунин — были «земными», они не могли понять «небесную» Цветаеву, «небесного» Рильке и «небесного» Пастернака.

                           

                                                         3

Марина Ивановна, Вы имеете право быть счастливой за всё Вами пережитое, за все Ваши страдания, и, наконец, за то, что Вы повеситесь, — как бы я хотел, чтобы Вы были счастливы! Вы на земле нам сказали о небе, Вы хотели, чтобы земля была такой же прекрасной, как прекрасно небо. И, я думаю, сейчас Вы уже знаете, что на небе Вам есть место. Как замечательно, что Вы родились и оставили нам, Вашим читателям, Ваше, «цветаевское», бессмертное и бесценное литературное наследие — для нас и для всех грядущих поколений. Вы родились на земле, а прожили свою жизнь, как на небе. И поэтому можно Вам, Марина Ивановна, сказать, что Вы — небеснаянебесная Цветаева.

                                                         20 июня 2022 г.

                                                         Юрий Бунчик, Нью-Йорк.

 

Талантливый сын талантливой матери

 

     22 августа исполняется 110 лет со дня рождения Андрея Борисовича Трухачёва, сына Анастасии Ивановны Цветаевой, племянника Марины Ивановны Цветаевой, талантливого сына талантливой матери. Накануне в музее Анастасии Цветаевой состоялась встреча, посвящённая этой дате.

                          «Была в его жизни сказка…»

Председатель Славянского центра Т.И. Кузина прочла приветствие из Америки – от младшей дочери А.Б. Трухачёва Ольги Андреевны Трухачёвой собравшимся в музее павлодарцам:

«Добрый день! С какой теплотой в сердце и благодарностью я думаю о сегодняшней встрече в музее бабушки! Спасибо вам за то, что помогаете вспоминать и помнить.

Прошло 29 лет с ухода папы - Андрея Борисовича Трухачева, а в памяти души и сердца он жив, и ему сегодня 110 лет! Когда-то, при наших размолвках, папа мне говорил, что покажется мне (после своего ухода) «Солнышком». Тогда я с иронией слушала его слова, а сегодня этот день настал. Он в памяти - «Солнышко».

Бабушка научила меня читать в пять лет. Читала я много, а папа глотал книги. Не мог без них жить. Слышу, звучит внутри меня папин смех. Он очень любил книгу Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч». И сам хотел мне её прочесть. Я заболела, и папа, придя с работы, вечерами читал мне её. И сам хохотал до слёз, и я вместе с ним. А мама смеялась над нами. Вот этот задорный, весёлый, глубокий папин смех звучит во мне. И когда мама сходила один раз на футбол на наш стадион, она захотела, чтобы (как в книге) каждый футболист имел свой мяч. «А что они все за одним гоняются?» - говорила она. Я благодарна папе, что он поделился своей радостью со мной, своей любовью к этой книге. Это были незабываемые минуты близости. Такие минуты были нечастые, но они были. Как та фотография, на которой папа держит меня на руках перед пароходом «Абай Кунанбаев». Я не видела её, Ольга Николаевна где-то ее нашла. И это был удар в сердце! Я помню себя на руках мамы, Риты - моей старшей сестры, бабушки и брата. Но совсем не помнила себя на руках у папы.

И вот эта фотография вернула мне ЛЮБОВЬ !

Папа очень хотел, чтобы я научилась ходить на лыжах , купил их мне. Коньки подарил на Новый год. Водил на каток и поставил на них. Учил меня, семилетнюю, кататься на велосипеде. Сказал, что без синяков не обойдётся, так я , глупая , падала специально , чтобы набить себе синяки. Смеялся надо мной, и опять его смех звучит во мне! Купил мне куклу с закрывающимися глазами на семь лет (она была небольшая в белом платье) и поэтому даже сам забрал меня из детского сада (что бывало крайне редко). Папа предложил мне выбрать любую куклу, какую я захочу (там была кукла с меня ростом ), но я выбрала маленькую с нерасчесывающимися волосами. Я помню этот солнечный день и наш старый « Детский мир». Мы возвращались из магазина вместе, я с куклой и на велосипеде. Я уронила куклу и отбила у неё нос, но все равно любила ее. Счастье!!!

Это мои детские воспоминания, но есть и взрослые. Как папа ждал своего внука, моего старшего сына Андрея, а потом и младшего Григория! Как учил мальчишек держать молоток, учил помогать им с бабушкой на даче. Учили с бабушкой собирать грибы. Как был для своих внучки и внуков Феей! Как гордился ими! Люблю тебя, папа! «Солнышко».

Ольга Трухачева , 21 августа 2022 года.

 Т.И. Кузина    

Судьба не дала этому талантливому человеку реализоваться в полной мере - как и мать, он был репрессирован, но сквозь все тяготы жизни Андрей Борисович пронёс лучшие человеческие качества, а его таланты художника и поэта проявились в стихах и рисунках, посвящённых дочерям Рите и Оле, своим сослуживцам и сослуживицам…   Благодаря Ольге Андреевне Трухачёвой в павлодарском музее Анастасии Цветаевой хранятся сейчас многие экспонаты, посвящённые памяти её отца. И все они подтверждают её слова: «Была в его жизни сказка…» Он делал её сам, он придумывал сказку, чтобы отвлечься от нелёгкого быта, чтобы увлечь дочерей миром фантазии, поэзии, чуда!

     К примеру, хранится в музее простая пластмассовая тарелочка, а на ней приклеены две маленькие игрушечные калоши. Тарелочка сразу превратилась в интересный сувенир, а кукольные калошки стали сказочными – ведь за что-то их удостоили такой чести!

   Или гравюра Андрея Борисовича «Танцующий слонёнок», который Ольга Андреевна оформила под стекло и тоже передала павлодарскому музею. Эту гравюру А. Трухачёв подарил своей старшей дочери Рите на день рождения в 1954 году, сопроводив её стихами «Маргаритке», на тему «Алых парусов» Грина:

…И кончится детство над светлой лагуной,

Зовут паруса… Ну и что ж?

В их трепете алом ты, девушкой юной,

Дитя моё, счастье найдёшь.

     Это не просто рисунок, где и море, и кораблик с парусами, и берег, и танцующий слонёнок, и щенок. Это ещё и рисунок-загадка, на котором нужно было отыскать спрятавшуюся улитку!

     Стихотворение написано в Башкирии, куда он приехал после второго заключения. Девять лет Андрей Борисович провёл в лагерях и тюрьмах… Но по-прежнему фантазировал, писал стихи, рисовал…

  А вот фотография коврика, который 15-летний Андрюша Трухачёв подарил Максиму Горькому. С ним связана целая история. Её рассказала Лидия Семёновна Прохорова.

Когда А.И. Цветаева в 1927 году побывала в Сорренто, в гостях у великого пролетарского писателя, она привезла сыну книгу «В людях», которую Алексей Максимович подарил Андрею. Тот не только прочитал книгу «от корки до корки», но решил проиллюстрировать её довольно необычным образом. Он начал вышивать коврик со сценой из книги. В качестве ответного подарка коврик был отправлен в Сорренто, и в одном из писем Горький не только поблагодарил Андрюшу за подарок, но и признался, что, когда он грустит о родине, он смотрит на коврик, висящий в его кабинете, и на сердце становится теплее… Прошли многие годы, свершились многие события, и о судьбе коврика Анастасия Ивановна и Андрей Борисович ничего не знали. И уже в конце двадцатого века он обнаружился в фондах музея М. Горького в Москве. Оказалось, что писатель, возвращаясь на родину из Сорренто, взял только самые любимые вещи. И среди них – коврик Андрюши Трухачёва. Спустя шесть десятилетий автор по приглашению сотрудников музея вновь увидел свою работу… На оборотной стороне холста большими буквами юным художником была выведена надпись: «Максиму Горькому обещанный подарок к юбилею. Андрюша Трухачёв». На лицевой стороне, на синей шёлковой окантовке внизу, красным шёлком вышито: «Сидя на тропе, она спокойно срезает корни грибов, а около неё… (М. Горький. «В людях», стр. 57). Сколько же времени и терпения потребовалось подростку для этой работы! И, конечно, творчества, мастерства! Как тонко передано очарование осеннего леса, и фигура бабушки, и напряжённо застывший волк, и паучок на серебряной паутинке, и улетающий клин журавлей… Несомненные художественные способности были у этого мальчика.

               Фотографии из Восточного Казахстана

    Гости музея с интересом рассматривали фотографии, на которых присутствует А. Трухачёв, их более 50, это оригиналы, переданные в Павлодар потомками и друзьями Андрея Борисовича.   

Фрагменты фотовыставки

О.Н. Григорьева

Сенсационными стали для нас снимки, которые пришли недавно в павлодарский музей Анастасии Цветаевой из Санкт-Петербурга. В этом городе живёт Борис Израилевич Шульдинер – многолетний друг Анастасии Ивановны Цветаевой, а теперь и друг нашего музея. Борис Израилевич и прислал эти фотографии.

Но начать надо с письма (оригинал) А.И. Цветаевой, адресованного «Ромуальду и Зиночке» с небольшой фотографией Р.А. Завиновского с его автографом и надписью. Эти материалы хранятся в фондах музея, их передали нам биографы А.И. Цветаевой «Глебы» (Г.К. Васильев и Г.Я. Никитина). Но до сегодняшнего времени этот персонаж – Ромуальд Антонович Завиновский – оставался для нас загадкой. Оказалось, он связан с биографией сына А.И. Цветаевой Андрея Борисовича Трухачёва, а именно с той её страницей, которая нас очень интересует – пребыванием Андрея Борисовича в Восточном Казахстане в 1935 году и поездкой туда Анастасии Ивановны. До сих пор об этом были очень скудные сведения, а ведь это ещё одна «Цветаевская точка» в Казахстане.

 И вот Б.И. Шульдинер встретился в Санкт-Петербурге с дочерью Р.А. Завиновского и передал нам от неё очень интересный материал, информацию и фотографии. Мы узнали, что Р. Завиновский подружился с А. Трухачёвым на Ульбастрое.

Там же, на Алтае, Ромуальд Антонович познакомился с матерью Андрея Борисовича – А.И. Цветаевой, которая приезжала на Алтай к сыну.

Десять уникальных фотографий пополнили фонд музея. Снимок А.И. Цветаевой с сыном Андреем датирован октябрём 1935 года. «Алтай, Ульбастрой».

На обороте шутливые стихи Андрея Борисовича:

«Всем молодым здесь в назиданье,

А может, в будущем и мне

Не забывать родных желанье

Слить вместе жизнь.

О каждом дне

Делиться мыслью откровенно,

Писать родным не забывать.

И сделав в жизни шаг… смиренно

О том мамаше докладать!

Андрей, 1935 г.»

На второй фотографии – трое красивых молодых людей. На обороте надпись: «Миша Соломатин, я (т.е. Завиновский Р.А. – О.Г.) и Андрей Трухачёв. Усть-Каменогорск, 1935 г.»

На остальных снимках Андрей Трухачёв на фоне красот природы Восточного Казахстана демонстрирует с неизвестными девушкой и подростком акробатические фигуры. Снимки подписаны «Ульбастрой, 1935 год».

Как бы хотелось узнать, что строила эта организация, сохранились ли следы пребывания А.Б. Трухачёва и А.И. Цветаевой в Риддере и Усть-Каменогорске? Может быть, краеведы Восточного Казахстана помогут разрешить эти вопросы…

                         Специалист высшего класса

В музее хранятся оригиналы и копии многих документов, позволяющих проследить вехи биографии А. Трухачёва, к примеру, приказ начальника строительного района г. Салавата (Башкирия) от 3 ноября 1956 года «о переводе Трухачёва Андрея Борисовича , инженера-сметчика, с 29 ноября в Павлодарстрой». То есть можно точно сказать, что в конце ноября этого года сын А. Цветаевой уже приехал в Павлодар. Собственно, когда Анастасия Ивановна писала о том, что «18 лет мы жили в Павлодаре», она имела в виду именно семью сына. А.Б. Трухачёв приехал в Павлодар в 1956, а вернулся в Москву в 1974-ом.

На одну из встреч в музей приходили жительницы Павлодара  Людмила Григорьевна Бульба и Евгения Никитовна Колесниченко, которые много лет работали вместе с Андреем Борисовичем Трухачёвым в павлодарском тресте «Сельстрой № 5».

Людмила Григорьевна пришла в сметно-договорной отдел треста, начальником которого был А.Б. Трухачёв, в 1966 году. В подчинении у Андрея Борисовича было шесть человек (все женщины). По словам Людмилы Григорьевны, он очень хорошо, внимательно относился ко всем работникам, «и мы к нему так же…». Молодых учил ненавязчиво, деликатно, чтобы не  унизить человека тем, что тот чего-то не знает. Так рассказывал, что всё поймёшь и примешь. Когда Людмила Григорьевна пришла в отдел и не очень удачно сделала свою первую смету, старшая сотрудница стала её ругать, и тут вмешался Андрей Борисович, мягко сказал «обвинительнице» о том, что и она не сразу освоила профессию, что кто-то и ей помогал. И если та сейчас объяснит Людмиле, как правильно надо сделать, то молодая сотрудница сохранит в памяти её помощь и будет только благодарна… Так он сумел и погасить конфликт, и наладить хорошие отношения в отделе.

Как говорит Людмила Григорьевна, «сын Цветаевой был человеком, на несколько ступеней выше нас, но никогда он этого не показывал. Он был из тех людей, которые даже если не разговаривают, а молчат, но молчат по-умному… Никогда он не занимался показухой.

Как работник был очень талантливым, очень грамотным. Однажды отделу была поручена  сложная и срочная работа, которой хватило бы на несколько дней. Андрей Борисович сделал её за ночь…».

Людмиле Григорьевне довелось побывать дома у Трухачёвых, увидеть Анастасию Ивановну Цветаеву. Андрей Борисович тогда приболел, и они с сотрудницами пришли его проведать. Их встретили очень гостеприимно. Анастасия Ивановна угостила чаем, расспрашивала гостей об их семьях, о детях. А сотрудницы Андрея Борисовича ведь тогда даже не знали, что его мама – писательница, сестра поэта Марины Цветаевой. Никогда он не говорил об этом, как никогда не говорил и о годах репрессий. Никогда не жаловался на судьбу.

Евгения Никитовна Колесниченко, которая работала в том же тресте, но в соседнем производственном отделе, вспомнила, что только однажды Андрей Борисович стал рассказывать о своей «тёте Марине», то есть о Марине Ивановне Цветаевой.

Так вот, только при том посещении дома Трухачёвых сослуживицы Андрея Борисовича узнали, что он владеет иностранными языками. И «бабушка Ася» говорила с внучками на английском и на французском. «Ещё нас поразило, - продолжает Л.Г. Бульба, - что мы не увидели в Анастасии Ивановне старого человека, а ведь ей тогда было лет 75. Это была очень живая, подвижная, энергичная женщина. Нас удивило, что она была одета совсем «не по-домашнему», хотя не знала о нашем приходе. На ней была светлая юбка, кофточка, лёгкая вязаная шапочка. Она отличалась от наших бабушек… Кстати, что касается одежды, Андрей Борисович одевался всегда скромно, но безукоризненно: наглаженная рубашка, костюм. Никогда не придёт на работу неподстриженным, небритым. Он выглядел всегда ухоженным, в чём, конечно, была заслуга жены – Нины Андреевны. Отличался от нас Трухачёв  даже тем, как он ел (мы часто обедали на работе, в отделе): повяжет салфетку, кушает не торопясь… Воспитание, внутренняя культура чувствовалась во всём.

 Людмилу Григорьевну поразило количество книг в доме Трухачёвых, и потом Андрей Борисович приносил ей книги из дома почитать. Узнали наши гости о том, что сейчас значительная часть книг из этой библиотеки вновь вернулась в Павлодар, в наш музей, куда передала их из Москвы Ольга Андреевна Трухачёва.

   На выставке, подготовленной к мероприятию, были представлены книги, подаренные А.И. Цветаевой сыну в разные годы, в том числе в Павлодаре, с дарственными надписями.

    В ноябре 1958 года Андрей Борисович, впервые за долгие годы, поехал отдыхать на море, в Ялту. И оттуда он прислал в Павлодар звуковое письмо, мягкую пластинку с записью его голоса. Об этом экспонате музея подробно рассказала Татьяна Сергеевна Корешкова. Присутствующие услышали голос А.Б. Трухачёва и ещё раз убедились в том, насколько талантлив был этот человек, с каким чувством юмора. В письме он не только описал жизнь в  санатории, но и своё восхождение на Ай-Петри, и прочёл стихотворение, посвящённое «даме сердца» - пятилетней девочке, отдыхающей у бабушки в Крыму.

   Показали мы и другие экспонаты, касающиеся А.Б. Трухачёва: его книгу со сказкой в стихах «О больной слонихе…» (Москва, ДМЦ, 2012, рисунки автора, составитель О.А. Трухачёва, выпущена к 100-летию А.Б. Трухачёва)); его рисунки; книгу «Памятник сыну», посвящённую памяти Андрея Борисовича.

   Эта книга была выпущена московским Домом-музеем Марины Цветаевой, и она без преувеличения уникальна. Уникальна хотя бы тем, что воспоминания о сыне написаны матерью, которой шёл в то время 99-й год… А кроме воспоминаний Анастасии Ивановны включены в сборник статьи тех, кто знал Андрея Борисовича, общался с ним. А ещё рассказы, рисунки и стихи самого А.Б. Трухачёва.

Полтора десятка статей о сыне А.И. Цветаевой, вошедшие в книгу, позволяют зримо представить себе этого неординарного человека. Мы прочли фрагменты воспоминаний О. Трухачёвой, И. Карташевской, Г. Зелениной, Ст. Айдиняна, Л. Готгельфа.  Действительно, как и мечтала Анастасия Ивановна, получился ПАМЯТНИК СЫНУ. Не мраморный бюст или холодная бронза, а памятник живой, трепетный, волнующий, воскресающий в сердцах читателей образ сына, отца, дедушки, строителя, поэта, художника, мечтателя Андрея Борисовича Трухачёва. Следующая встреча в музее состоится 31 августа, в День памяти Марины Ивановны Цветаевой.

Ольга ГРИГОРЬЕВА.

Вице-консул в музее

Музей Анастасии Цветаевой Славянского культурного центра посетил вице-консул, заместитель руководителя представительства Россотрудничества в Республике Казахстан (г. Усть-Каменогорск) Александр Андреевич Дяченко. Он приезжал в Павлодар на праздник русской культуры, который прошёл 13-14 августа в рамках фестиваля «Живём в семье единой». С интересом посмотрел гость экспонаты нашего уникального музея,  написал слова благодарности в книге отзывов.
Мы подарили  А.А. Дяченко издания музея Анастасии Цветаевой, памятный календарь и пригласили на ежегодный литературно-музыкальный праздник — 18-й Цветаевский костёр, который состоится 25 сентября.
 

Книжный фонд пополняется!

Музей Анастасии Цветаевой принимает подарки! Это пять посылок, которые прислали друзья музея из Москвы и г. Александрова Владимирской области: Э. Калашникова, И. Невзорова, М. Уразова, Т. Полуэктова. Книжный фонд музея в год 130-летия Марины Цветаевой пополнился редкими книгами. Чего стоит фотобиография поэта, изданная в Мичигане (США) в 1980 году! А павлодарец, заслуженный железнодорожник А.С. Саркыншаков подарил публикацию повести А. Цветаевой о Кокчетаве " Старость и молодость" на казахском языке! Перевела её Дана Жантемирова, а опубликована повесть в республиканском литературном журнале "Жулдыз" (5 и 6 номер за этот год). Радость получения подарков с нами разделили председатель Славянского центра Татьяна Ивановна Кузина и профессор павлодарского университета им. Торайгырова Сейсембай Калижанович Жетпысбаев.
Спасибо всем дарителям! Презентация книг впереди!

Гость из Австрии

Австрийский учёный, лингвист, историк Камилло Брайлинг во время посещения павлодарского Дома Дружбы, Ассамблеи народа Казахстана побывал в  Музее Анастасии Цветаевой Славянского культурного центра. Он познакомился с павлодарским периодом в судьбе Анастасии Ивановны, узнал о работе над книгой "Воспоминания", о традициях музея в память писательницы.

Лидия Семёновна Прохорова прочитала  известное стихотворение Евгения Евтушенко "Былинка", посвящённое Анастасии Цветаевой. Гость оставил автограф в книге записей почётных гостей.

Т. Корешкова.

--

Июльские встречи

8 июля музей Анастасии Цветаевой посетили члены Центра активного долголетия.

Татьяна Сергеевна Корешкова рассказала им об истории создания музея, познакомила со многими интересными экспонатами. А гостья Людмила Алексеевна Сысоева подарила музею редкую книгу Марины Цветаевой "Через сотни разъединяющих лет...". Это издание Уральского университета 1989 года:

Большое спасибо за такой подарок в год 130-летия Марины Ивановны Цветаевой!

А 12 июля музейщики принимали гостей из Италии - Татьяну Алексенко и её супруга Паоло. Фонд музея пополнился итальянскими каминными спичками, которыми мы намерены разжечь 18-й павлодарский Цветаевский костёр, намеченный на 25 сентября!

Паоло оставил тёплую запись о музее в книге отзывов, поблагодарил за интересную встречу:

Музей всегда рад гостям!

 

Цветаева и Рождественский

К нашей четверговой встрече в музее Анастасии Цветаевой подоспела посылочка из Москвы от цветаеведа Тамары Николаевны Полуэктовой. Это пять томов из семитомного собрания сочинений М. Цветаевой (остальные ещё в пути…). Это бесценное для нас издание. Составление, подготовка текста и комментарии – Льва Абрамовича Мнухина.

Два тома занимают письма поэта. Для того, чтобы проиллюстрировать, насколько афористичны, насыщенны, образны, поэтичны письма Марины Ивановны Цветаевой, мы процитировали только три из них, датированные 1 июля 1926 года. В этот день М. Цветаева написала Борису Пастернаку, Дмитрию Шаховскому и Ариадне Черновой.

Лето 1926 года М. Цветаева провела на море, в Вандее, с годовалым Муром и 13-летней Алей.

Л. Мнухин отмечал особенно напряжённую и сложную внутреннюю жизнь, какой жила Цветаева летом 1926 года, «когда контраст между «бытом» и «бытием» она особенно сильно ощущала и переживала».

Из письма Б. Пастернаку:

«Мой родной Борис,

Первый день месяца и новое перо.

…Борис, не люблю интеллигенции, не причисляю себя к ней, сплошь пенснейной. Люблю дворянство и народ, цветение и <корни>, Блока синевы и Блока просторов. Твой Шмидт похож на Блока-интеллигента. Та же неловкость шутки, та же невесёлость её…»

Из письма Д. Шаховскому:

«…Мне жаль Вас терять – не из жизни, я сама – вне, из третьего царства – не земли, не неба, - из моей тридевятой страны, откуда все стихи».

В письме к А.В. Черновой речь идёт о венчании Константина Родзевича (бывшего возлюбленного МЦ) с Марией Булгаковой:

«Дорогая Адя,

Спасибо за письмо. Оно мне сегодня снилось, и проснулась в тоске, хотя в жизни уже ничем не отзывалось. Засесть гвоздем, это ведь лучше, чем висеть жерновом! Жалею М <арию> С <ергеевну>, потому что знаю, как женился! Последующие карты можно скрыть, она слишком дорожит им, чтобы домогаться правды, но текущей скуки, явного ремиза не скроешь. Он её не любит…

Она вышла за него почти против его воли («Так торопит! Так торопит!») – дай ей Бог ребёнка, иначе крах.

Спасибо, что пошли. …Теперь Дода (Д.Г. Резников – О.Г.) знает, как венчаются герои поэм и кончаются поэмы…»

    Это краткие фрагменты писем всего одного дня, 1 июля 1926 года. А сколько мыслей, эмоций, воспоминаний!

    Там же в июле была написана «Поэма Лестницы», продолжалась переписка с Рильке и Пастернаком. Как писала Анна Саакянц, «июльская переписка Цветаевой с Пастернаком и Рильке достигла апогея. То был уже не роман в письмах, ибо эмоции стали уступать место философии бытия и творчества, в которую вплетались человеческие отношения. Отрываясь от сына, готовки, путешествий к молочнице, Марина Ивановна погружалась в эту переписку…»

     Л.И. Деркунская добавила к этой информации, что сейчас в память о том цветаевском лете во французском городке Сен-Жиль-Круа-де-Ви стоит памятник Марине Цветаевой. Заказ на выполнение скульптурной композиции поступил Зурабу Церетели от властей курортного городка в департаменте Вандея, где Марина Цветаева, живя в эмиграции во Франции, провела лето 1926 года. Памятник был установлен 10 лет назад, в июне 2012 года.

     Нам еще открывать и открывать Марину Цветаеву…

    Спасибо друзьям, которые помогают совершать эти открытия!

    А Татьяна Сергеевна Корешкова рассказала о своей поездке на Алтай, на празднование 90-летия со дня рождения поэта Роберта Рождественского. Вспоминали там и Марину Цветаеву.

   Концерт в исполнении известной московской группы ViVA - «Марина Цветаева и Роберт Рождественский: музыкально-поэтический диалог» - впервые прозвучал 23 июня 2022 года в Барнауле в Филармонии Алтайского края и стал большим культурным событием для жителей и гостей города.

   Этот уникальный проект связал воедино творчество великих поэтов XX века и позволил переосмыслить его в современных реалиях. Автор идеи проекта - Александр Балыков, продюсер и солист вокальной группы ViVA, уроженец города Барнаула – хотел отдать дань памяти и уважения человеку-эпохе Роберту Рождественскому и великому поэту Марине Цветаевой, чьё 130-летие отмечается в этом году, и сделать это впервые именно на своей родной земле.

   Более 500 мест концертного зала Филармонии Алтайского края были заняты. Это был настоящий спектакль: на сцене звучали стихи и песни Р. Рождественского, ставшие символом целой страны, произведения М. Цветаевой, получившие широкую известность, пронзительная музыка.

   Во время концерта на лицах зрителей была вся гамма чувств от смеха до слез, они внимательно слушали каждое слово, каждую ноту, аплодировали стоя и не хотели отпускать группу ViVA со сцены. Царила удивительно теплая атмосфера от начала и до самого конца. Интересная и удачная идея – предисловие к каждой песне в виде истории, стихов, рассказа солистов группы ViVA, это позволило раскрыть смысл каждого произведения и прочувствовать его по-новому.

   Т.С. Корешкова побывала также на праздновании 90-летия Р. Рождественского в селе Косиха, где он родился. Удалось пообщаться с дочерью поэта Екатериной Рождественской и подарить ей двухтомник Павла Васильева, выпущенный павлодарским музеем поэта.
 

О. Григорьева.

 

Архитектор Павел Балтер

Об этом персонаже из окружения семьи Цветаевых-Эфрон мы прочли в книге, подаренной музею Анастасии Цветаевой в мае 2022 года авторами-составителями, известными павлодарскими архивистами В.Д. Болтиной и Л.В. Шевелёвой. Это большой иллюстрированный фолиант «Павлодарская область в годы Великой Отечественной войны». В нём есть раздел «О политических ссыльных», который открывается очерком о Гите Абрамовне Балтер (1911-1975) – выдающемся советском музыковеде, талантливом педагоге, которая после ареста 1942 года была сослана в Павлодарскую область. Многие поколения благодарных учеников помнят её как прекрасного педагога и директора первой музыкальной школы Павлодара. Её вклад в становление и развитие музыкальной культуры области трудно переоценить. После реабилитации Г.А. Балтер вернулась в Москву, где до конца жизни преподавала теоретические дисциплины в институте им. Гнесиных, занималась научной деятельностью.

     В книге опубликована не только биография Гиты Абрамовны, но и её большой автобиографический рассказ «История одного ЧС». Рассказывая о возвращении семьи из эмиграции в Россию в 1934 году и о том, как в СССР нарастал вал политических репрессий, автор пишет: «…В 1938 году из-за границы приехал мой брат с женой. Тем самым тучи над моим мужем всё больше сгущались, тем более что мой брат в Париже был дружен с семьёй Марины Цветаевой, а в конце 1939 года арестовали её дочь Алю и мужа, Сергея Яковлевича Эфрона.

…И вот настала катастрофа и у нас: 30 апреля 1940 года арестовали моего мужа, а через месяц – и моего брата».

Фотография из книги «Павлодарская область в годы Великой Отечественной войны».

     Брат Гиты Абрамовны Павел Балтер похоронен там же, где покоится прах мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона – на расстрельном полигоне «Коммунарка» под Москвой. «Похоронен» в этом контексте слово неверное. Никто их по-человечески не хоронил, и могил у них нет. Репрессированных привозили из московских тюрем, ставили на край рва, расстреливали и засыпали землёй. Когда расстрел производили в тюрьме, трупы доставляли в «Коммунарку» и сваливали в общий ров. 

     По оценкам экспертной комиссии Министерства безопасности РФ, на спецобьекте «Коммунарка»  покоятся останки от 10 до 11,4 тысяч человек.  Около пяти тысяч известны поимённо и внесены в списки Книги памяти. Среди них Павел Балтер, расстрелянный 27 июля 1941 года, и  Сергей Эфрон, расстрелянный 16 октября 1941 года. 

Вот краткие сведения из списка о П.А. Балтере:

Балтер Павел Абрамович

Дата рождения: 1908 г.

Место рождения: г. Тбилиси

Пол: мужчина

Национальность: еврей

Социальное происхождение: из мещан

Образование: высшее

Профессия / место работы: автор-архитектор, член Академии архитектуры

Место проживания: Москва, ул. Кропоткинская, д. 24, кв. 8

Партийность: б/п

Дата расстрела: 27 июля 1941 г.

Место захоронения: Московская обл., Коммунарка

Дата ареста: 2 июня 1940 г.

Обвинение: шпионаж в пользу Франции

Осуждение: 7 июля 1941 г.

Осудивший орган: ВКВС СССР

Приговор: ВМН (расстрел).

Дата реабилитации: 1957 г.

("Жертвы политического террора в СССР"; Москва, расстрельные списки - Коммунарка; Сталинский список от 06.09.1940)

Из справки к «Сталинскому списку»:

Агент французской разведки. Завербован в январе 1936 года в Париже Гуревичем - французским подданным - секретарем комитета помощи немецким евреям (проживает во Франции).

Работая в "Союзе возвращения на родину" и, будучи связан с лицами, проводившими работу в пользу Советского Союза, 7 человек выдал немецкой разведке (ШВАРЦЕНБЕРГА, СМИРЕНСКОГО, БРОНСТЕДА и др.).

Приняв советское подданство БАЛТЕР в 1938 году прибыл в СССР со шпионскими заданиями и в этих целях пытался устроиться на работу в органы НКВД.

В 1938 году установил шпионскую связь со своим зятем КРАСИНСКИМ З.Э. бывш. экономистом завода "Платиноприбор" в Москве (арестован), от которого получал шпионские сведения по электро и арматурной промышленности СССР.

Кроме того, БАЛТЕР добыл шпионские сведения по автомагистрали Москва-Минск, которые переправлял за границу, через агента французской разведки ЛИТАУЭР Э.Э. - без определенных занятий (арестована).

Как агент французской разведки изобличается показаниями КРАСИНСКОГО З.Э., БАРБАНЕЛЬ Е.С. (арестованы), очными ставками с ними, а также показаниями ЛИТАУЭР Э.Э. и КЛЕПИНИНОЙ-ЛЬВОВОЙ Н.Н. (арестованы)».

     Абсурдность обвинений П. Балтера в «шпионаже» подтверждается  материалами Аукционного дом «Литфонд». Недавно на аукционе были представлены «Материалы французского шпиона Павла Балтера о производстве массовой мебели для жилых зданий. Пояснительная записка. Смета. 21 фотография. [М., 1930-е гг.]. [4] л., [6] с. 21 фотография».     Представляете, как ценны были для Франции сведения о производстве массовой мебели для жилых зданий в СССР!

     Все эти обвинения, как не подтвердившиеся, были сняты с П. Балтера в 1957 году. 

     По книгам, хранящимся в фонде музея Анастасии Цветаевой, я попыталась найти ещё хоть какие-то сведения о П. Балтере.

     Упоминается Павел Балтер в письме Сергея Эфрона дочери Ариадне (из Парижа в Москву) от 15 сентября 1937 года. Отец поздравляет Алю с днём рождения (5/17 сентября) и сообщает, что подарки посылает «с Павлом». В комментариях говорится, что это Павел Балтер, сотрудник редакции газеты «Наша Родина» и «Союза возвращения на Родину». (В книге: Марина Цветаева. Неизданное. Семья. История в письмах. Составление и комментарии Е.Б. Коркиной. Москва, Эллис Лак, 2012).

     В книге Вероники Лосской «Марина Цветаева в жизни. Неизданные вспоминания современников» (Нью-Йорк, Эрмитаж, 1989) о П.А. Балтере упоминалось в связи с арестом Сергея Яковлевича Эфрона. Тогда многие сведения о репрессированных ещё были неизвестны…

     «Арест Сергея Яковлевича произошёл в ноябре 1939 г. Арестовали всех одновременно, может быть, одних в один день, других на следующий, накануне ноябрьских праздников: Милю Литауэр, архитектора Балтера, Клепининых и Сергея Яковлевича…» На самом деле, как мы теперь знаем, Сергея Эфрона арестовали 10 октября 1939 года, а Павел Балтер был арестован 2 июня 1940 года.

     Есть упоминание о Павле Балтере в письме Ариадны Сергеевны Эфрон, дочери М. Цветаевой, из ссылки, адресованное Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич. Она написано в Туруханске 28 марта 1955 года. Ариадна Сергеевна описывает, как её вызвали в местное отделение милиции и там объявили о реабилитации: «…Можете получить чистый паспорт и ехать в Москву».

     В «Определении Военной коллегии Верховного суда СССР», с которым дали ознакомиться А. Эфрон, говорилось, что свидетели по её делу (Толстой и ещё двое незнакомых) от своих показаний против неё отказываются… «Показания же Балтера (его, видно, нет в живых), - пишет Ариадна Сергеевна, -  опровергаются показаниями одного из тех незнакомых, и что, как установлено, все те показания были даны под давлением следствия, и что ввиду того-то и того-то прокуроры такие-то и такие-то выносят протест по делу Эфрон А.С. Дальше идёт определение Коллегии о реабилитации…» 

     В комментариях к этому опубликованному письму говорится, что упомянутый в письме Павел Николаевич Толстой (1909-1941) – племянник А.Н. Толстого. Будучи в Париже, писатель попросил С.Я. Эфрона – одного из руководителей «Союза возвращения на Родину», помочь племяннику вернуться в СССР. П. Толстой вернулся, а в 1939 году был арестован… На допросах он показал, что Сергей Эфрон давал ему шпионские задания… Конечно, зная, какими способами велись тогда допросы и как «выбивались» показания, ни у кого не возникнет желания обвинить этих несчастных людей в предательстве или оговоре…

     Комментарии о Балтере:

«Павел Абрамович Балтер (1908-1941) – архитектор. Был связан с Эфронами ещё во Франции, где принадлежал к «Союзу возвращения» и сотрудничал в журнале «Наш Союз». Возвратясь на родину, работал в ВОКСе (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей — советская общественная организация, основанная в 1925 году – О.Г.), был репрессирован в 1940 г. 27 июля 1941 г. расстрелян». 

      Много упоминаний о П. Балтере в дневниках сына М. Цветаевой Георгия Эфрона, домашние звали его Мур. (Эфрон Г. Дневники: в 2 т./ Изд.подготовили Е.Б. Коркина и В.К. Лосская. М., Вагриус, 2004, 2007).

Том 1.

Запись 5 июня 1940 года:

«Теперь поговорим о главном: об аресте Павла Балтера. Балтер и его жена сбежали из Германии во Францию после прихода к власти Гитлера. Потом они работали на Выставке 1937го года в Париже, в советском павильоне. Поскольку я знаю, они многим обязаны отцу, который, кажется, достал им эту работу в сов. павильоне и до этого (если мне не изменяет память) работу Павлу в редакции органа возвращенцев «Наша Родина». Мне кажется, что Балтер «политическими делами» во Франции почти совсем не занимался (но об этом периоде жизни я мало чего знаю). Здесь, в СССР, Балтер работал архитектором (это его специальность). Конечно, по поводу его ареста могут быть две версии: 1 что этот арест связан с арестом мужа его сестры (т.е. Гиты Абрамовны Балтер – О.Г.) и 2— (и в сто раз больше правдоподобная), что этот арест связан с делом отца, сестры и др. Перевод отца из Лефортовской тюрьмы в НКВД и арест Балтера, бесспорно, означаю «оживление» дела. Возможно, что отца перевели в НКВД с целью сделать очную ставку между ним и Балтером.

15 июня 1940 года:

Теперь, как мне кажется, наше дело близится к развязке (все арестованные — кроме высланного Алеши — сидят в НКВД: отец, сестра, Нина Николаевна Львова и ее муж Николай Андреевич, Павел Балтер и Евгения (т.е. Емилия) Литауер; может быть, есть в этом деле другие арестованные, но о них я не знаю).

8 июля 1940 года:

Все-таки я надеюсь от всего сердца на праведность НКВД; они не осудят такого человека, как отец! Я никак не могу думать, что отца куда-нибудь вышлют или что-нибудь в этом роде. Я уверен, что его оправдают, выпустят, прекратят дело, а Львовых осудят. И выпустят Алю. И Милю. Главное, у меня такое чувство, что дело приближается к концу. И бабушке это сказали, и отца перевели в НКВД из Лефортова, и Павел Балтер в НКВД, так что они все там собраны , и это дает предположение о скором исходе этого дела. Отец сидит уже 9 месяцев, Аля и Миля — 10 месяцев с лишним, Львовы 8 месяцев, а Павел всего лишь месяц с лишним. Но ясно, что Павла арестовали как свидетеля. Иначе и не может быть.

29 июля 1940 года:

Сегодня в кафе «Художественный театр» мы должны встретиться с женой Балтера Хеди. 

Марина Цветаева, Мур и Хэди Балтер. Париж, Версаль, 1936-1937 гг.

2 августа 1940 года:

От Хэди мы узнали, что Балтер переведен в Лефортово. Очевидно, его спросили, что нужно, а теперь он не нужен и переведен».

Оптимизм Мура со временем тает. Он задумывается уже не только о судьбе арестованных близких и знакомых ему людей, но и о своей собственной:

«28 февраля 1941 года:

Какова будет дальнейшая судьба 3 - вернувшихся (или, вернее, приехавших) из-за границы молодых людей (из Франции), моя, Митьки и Киры? Что с нами будет дальше? 3 человека неважно кончили: Павел Толстой сослан, Алеша сослан, Аля сослана, папа и Балтер арестованы, арестованы Нина Николаевна и Николай Андреевич - что же будет с тремя вышеупомянутыми представителями молодого поколения? «Кончим» ли мы тоже (или пройдем через это) на строительстве железных дорог?

2 мая 1941 года:

С моего горизонта исчезли все люди, с которыми я имел дело во Франции, — кроме матери, Мити и Киры. И действительно: сестра в ссылке на восемь лет, отец в тюрьме, и дело его еще не кончено. Алексей Сеземан в ссылке на восемь лет, Николай Андреевич и Нина Николаевна в тюрьме, и их дело тоже еще не кончено, Алексей Эйснер в ссылке на восемь лет, Павел Балтер в тюрьме, и я ничего о нем не знаю, так как потерял связь с его женой. 

 

9 мая 1941 года

Примут ли завтра передачу денег для папы? Судили ли его уже? Я склонен думать, что да. А вот Эйснер тоже получил восемь лет. Это-то меня больше всего поразило, не знаю почему. Митя говорит, что он объясняет всю эту историю очень просто: все, кто арестован или сослан (папа, сестра, Нина Николаевна, Николай Андреевич, Миля, Павел Балтер, Алеша Эйснер, Павел Толстой), были как-то связаны с людьми из народного комиссариата внутренних дел, а народным комиссаром был Ежов. Когда Ежова сменил Берия, говорят, что его обличили как врага народа и всех, кто более или менее имели непосредственно с ним и комиссариатом дело, арестовали. Так как вся компания была связана с комиссариатом только стороной, естественно, что их арестовали позднее остальных. Я же всю эту историю вовсе не объясняю — слишком много в ней фактов и торопливых выводов. 

Том 2

7 ноября 1941 года:

Внезапно, разрывом бомбы дело Рейсса. Отец скрывается в Леваллуа-Перре у шофёра-эмигранта, коммуниста… Универсальная выставка (имеется в виду Всемирная выставка в Париже 1937 года – О.Г.), паническое бегство на автомобиле папы вместе с Балтерами, которые его сопровождают…»

     Конечно, всё это лишь штрихи, вехи, внешняя канва биографии последних лет Павла Балтера. Хотелось бы знать, каким он был архитектором, какие его проекты осуществились; были ли в семье дети, где живут потомки; какова судьба его жены Хэди… Не удалось мне найти его фотографию.  И страшно от того, сколько жизней, сколько судеб было смыто жестокой волной репрессий и безвозвратно утеряно в потоке времён…

О. Григорьева.

Юные гости

Более 150 школьников побывали в музее Анастасии Цветаевой с начала июня. Это ребята из летних школьных лагерей лицея № 8 и средней школы № 39, ученики с первого по восьмой класс. Как приятно, что с большим интересом слушали они рассказ о жизни и творчестве Анастасии Ивановны Цветаевой, рассматривали экспонаты, задавали вопросы, а потом ещё и участвовали в викторине на знание фактов о семье Цветаевых-Трухачёвых.

Печатная машинка, патефон, пластинки, фильмоскоп, диафильмы, фотоаппарат "Любитель" - все эти предметы для школьников были открытием... Тем более, что всё это в музее можно потрогать, посмотреть, подержать в руках, а на машинке и попечатать.

Школьные библиотеки этих школ пополнились изданиями музея, в частности, книгой-альбомом "Цветаевские кошки", которая очень заинтересовала ребят.

Экскурсии для первой смены школьных лагерей сегодня закончились, а в июле ждём новых гостей!

 

День России в музее

      «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, — тот потеряет ее лишь вместе с жизнью» – этими словами Марины Ивановны Цветаевой открылась воскресная встреча в музее, посвящённая Дню России и презентации новых поступлений. Многие встречи этого года проходят в рамках празднования 130-летия со дня рождения М.И. Цветаевой, не стала исключением и эта.

   Из Москвы, от давнего друга нашего музея Муниры Мухаммеджановны Уразовой мы получили в подарок книги о жизни и творчестве М. Цветаевой, в том числе вот такое редкое издание: «Беседы с Ариадной и Владимиром Сосинскими. Воспоминания о Ремизове, Махно, Цветаевой и других». Редкой эту книгу можно назвать потому, что вышла она в 2020 году в серии «Устная история» тиражом всего 500 экземпляров (это на всю Россию и читающее русское зарубежье…) Мы очень благодарны М. Уразовой, что книга есть теперь и в фонде нашего музея!

     В книгу вошли четыре беседы, которые исследователь творчества Маяковского Виктор Дувакин вёл в 1969 и 1972 годах с Ариадной и Владимиром Сосинскими. Те, кто интересуется творчеством Марины Цветаевой, наверняка знают об адресате её писем Ольге Колбасиной-Черновой. Её дочь Ариадна общалась с семьёй Цветаевых-Эфрон и в Чехословакии, и во Франции (в Париже Марина Ивановна с семьёй первое время жила в их квартире). Позднее с М. Цветаевой познакомился и муж Ариадны Викторовны Виктор Сосинский. То есть беседы – бесценное свидетельство людей, которые видели М. Цветаеву в разных ситуациях и разной обстановке. Конечно, сейчас, по сравнению с 70-ми годами прошлого века, в десятки раз выросло количество литературы о поэте, тем не менее, эти «штрихи к портрету», живые наблюдения и характеристики Цветаевой очень интересны.

    Вот лишь несколько фрагментов из книги.

   (В.С. – Владимир Сосинский, А.С. – Ариадна Сосинская, В.Д. – Виктор Дувакин)

В. С.: Она создавала образ собеседника и человека, с которым она дружила, создавала таким, каким он никогда не был.

А. С.: Ну, ей нужна была какая-то отдушина, и очень… Она очень не любила быт, ей очень тяжело жилось, потому что она совершенно не умела ничего делать. Она воевала с кастрюлями, она воевала…

В. С.: С огнем…

А. С.: …с огнем.

В. С.: …с углем, с керосином.

А. С.: Эти керосинки ей жгли руки. А в то же время она никогда не жила как богема: у нее был муж, у нее были дети, сначала одна девочка, потом двое. Она всегда для них должна была готовить.

У нее всегда был вовремя сделан — хороший или плохой, — но всегда должен был быть обед. И она совершенно не любила вообще богемство такое. Она была очень собранным человеком, и то, что она считала нужным, она все это делала, несмотря на то, что делала это с отвращением, не любя, и очень тяжело ей это было. Утро она всегда себе выгораживала для писания, но… не могла дня прожить без своего письменного стола и без писания. Если ей не писалось что-то новое, она переписывала старое, она отделывала что-то, но она не могла себе представить, чтобы один день, одно утро, вернее, она провела бы вне письменного стола.

В. Д.: Значит, она была человеком долга?

А. С.: Долга, да. Но это относительно семьи. Относительно друзей — у нее было меньше. Она тоже… она любила защищать друзей, но она могла очень легко… Создавала дружбу и даже всегда с оттенком даже некоторого влюбления, все равно, будь то женщина или мужчина, но какое-то у нее было такое восторженное, очень сильное чувство, которое могло вдруг пропасть. У нее не было, понимаете, чувства долга, и она не любила… Особенность ее была, она сама это всегда утверждала, что у нее совсем нет чувства благодарности. Если человек что-то для нее делает — он делает это для себя.

-------

А. С.: …Мы встретились с ней случайно. Она однажды пришла попросить вилок, ложек. У нас вообще ничего не было, ни у нее, ни у нас. Но она ждала гостей и пришла попросить у нас. Мама дала ей. Ну, не знаю, у нас, может быть, четыре вилки было или что-то в этом роде, и у нас были ножи, два таких кинжала из Корсики, на которых было написано «вендетта». Это были такие очень грубые ножи, примитивные, которые когда-то мама вывезла с Корсики. Марине Ивановне это необычайно понравилось, и тут в первый раз она посмотрела на нас не как на соседей, а как бы на людей одной с ней масти, людей, для которых совершенно не имеет никакого значения быт, обстановка, посуда. И ей особенно понравились эти ножи. И вот с этого началась какая-то дружба. Она уже перестала нас не замечать, уже у нас установились очень хорошие отношения. У мамы было очень много книг французских — мои сестры жили в Париже и присылали нам. Тогда все очень увлекались Жидом (писатель Андре Жид), его книги выходили, и много других. Такой был писатель Кессель, о котором тогда очень хорошо… надеялись, что это будет большой писатель, но из него не вышло того, что он обещал. И вот эти книжки Марина Ивановна у нас брала. И тут началась очень большая и горячая дружба ее и моей мамы. Я была еще девочка, но Марине Ивановне было очень приятно советовать мне какие-то книги… вот Жорж Санд я помню…

-----

А. С.: …потому что у нее всегда менялось, то был очень закономерный какой-то рост. И еще мы с ней очень часто говорили о Диккенсе. Она очень любила Диккенса и знала все персонажи Диккенса, и даже среди наших знакомых мы выискивали… Если вы помните, у Диккенса очень часто парные персонажи: скажем, брат и сестра Мэрдстон, потом Урия Хип и его мать — вот такие, которые именно не по отдельности вы воспринимаете, а именно как парные. И вот среди наших знакомых мы тоже искали именно такие пары и всегда говорили о героях Диккенса как о своих друзьях, как о своих знакомых, вот так. Эдвард и Джейн, брат и сестра Мэрдстон, Урия Хип и его мать, миссис Хип, – персонажи романа Чарльза Диккенса «Дэвид Копперфильд» (1849–1850). Это одна из самых любимых книг Цветаевой. Анне Тесковой (1872–1954), чешской подруге, писательнице и переводчице, она писала (7 февраля 1938): «Утешаюсь еще Давидом Копперфильдом (какая книга!) » (Цветаева Марина. Спасибо за долгую память любви…: письма к Анне Тесковой. 1922–1939 / предисл., публ. писем и примеч. Галины Ванечковой. М.: Русский путь, 2009. С. 335). Вообще в чтении книг Марина Ивановна была не писателем, то есть она меньше оценивала какие-то литературные качества книги (это просто она не читала тех книг, в которых их не было), но ее больше интересовало, чтó хочет писатель сказать, и ей нужно было полюбить или писателя, или какого-нибудь персонажа. И она воспринимала именно как настоящий читатель, а не как писатель, который ищет, как это сделано, как написано, что, понимаете, она была настоящим читателем, тот, именно, кого писатель ищет: читатель, который переживает, ищет замысел автора, старается полюбить его героя.

------

В. С.: Скажи [про] внешний вид Марины Ивановны в это время.

А. С.: Внешний облик? Она была очень…

В. Д.: Всегда с челкой?

А. С.: Да, всегда с челкой, очень тонкая, хотя и не гибкая, нет. Ее худоба, вернее тонкость, сочеталась с такой выправкой, немножко… как сказать…

В. С.: Не военной, нет, а…

А. С.: Нет-нет.

В. Д.: Немножко чопорной, нет?

А. С.: Нет-нет, совсем нет. Она держалась как-то очень прямо…

В. С.: С корсетом как бы, да?

А. С.: Да, как бы с внутренним корсетом, который ее как бы поддерживал. Она очень много курила, и очень часто сидела, облокотившись на колено локтем, и с папиросой во рту. Когда в обществе она была, она всегда выбирала кого-то одного и разговаривала с ним, как будто других не существовало, хотя на самом деле она адресовалась ко всем другим людям. В. С.: Лорнет она подносила к глазам.

А. С.: Да, она не носила совершенно очков, хотя была очень близорука.

В. Д.: Очень близорука была?

А. С.: Очень близорука. И она считала, что близорукость — это большое счастье, потому что близорукий человек видит лица людей гораздо более красивыми, чем они на самом деле. Она солнце видит огромным, она удивлялась, что для нас, людей не близоруких кажется малюсеньким, и просто она сознательно не хотела носить очки и носила лорнет. Но совсем у нее не было такого небрежного жеста, как, скажем, у Гиппиус, да, которая лорнет носила, ну, знаете…

В. Д.: С снобизмом.

А. С.: С снобизмом, да. А у нее это было наоборот. Она это с каким-то очень… она внимательно на что-то смотрела, без того пренебрежительного жеста, какой у нас связывается с лорнетом.

А. С.: У нее было очень загорелое, такой темной кожи, лицо и большие темные круги, коричневые, под глазами, отчего глаза у нее, и так светлые, казались очень светлыми.

В. С.: Голубые.

А. С.: Нет, зеленоватые, зеленоватые, но очень светлые, особенно от этих кругов. Волосы тогда только начали седеть, потом уже очень поседели с годами…

 

------------

 

А.С. Марина Ивановна устроилась в Париже. Первое время она жила у нас, потом она наняла квартиру где-то за городом и поселилась в Париже. Но жизнь там была ей гораздо труднее. Поначалу мы ей устроили вечер. Многие писатели русские устраивали вечера и продавали на них билеты — это давало довольно большую… Нанимался зал, и то, что оставалось от этих билетов, когда покрывали расходы, — все это шло на жизнь. И вот Марине Ивановне устроили. Вечер имел огромный успех, ее первый вечер, к нему готовились, но я не была, я была тогда больна, так что на самом вечере я не была, но помню приготовления. Мы шили платье ей, потому что ей нужно было в чем-то появиться. И вечер с очень большим успехом прошел.

-------

А.С.:…Отношение к Цветаевой и Ремизову было среди эмиграции довольно плохое, потому что вся эмиграция тогда раскололась на два течения: правое, где были Бунин, Зайцевы — те, которые абсолютно не признавали Советского Союза, и Марина Ивановна и Ремизов, которые читали все, конечно, советские книги, всех писателей. А для Бунина, скажем, они просто не существовали, хотя бы уже потому, что это было написано по новой орфографии, которую эмиграция очень долго вообще не признавала.

-------

А. С.: …И как раз ее выступления о Маяковском очень озлобили против нее эмиграцию, потому что считалось, что… как, она переписывается с Маяковским, она защищает его… Потому что все, что исходило из Советского Союза, для правой части эмиграции было вообще что-то ужасное. И на нее как раз очень нападали за это.

------

А. С.: (о Ремизове) Да-да, что-то от короля Лира именно такое в нем было. Марина Ивановна его очень любила, была с ним на «ты». Он звал ее Марина. Между прочим, вот Марина Ивановна… Сейчас ее все называют Марина. Она ужасно этого не любила. Только старые ее друзья, ну, конечно, муж и дочка — она никогда ее не называла «мама», всегда — «Марина». Но она очень не любила, когда посторонние люди ее называют Мариной. И даже мы, которые были очень дружны, всегда говорили «Марина Ивановна». Она говорила: «Что это за неуважение? У меня же есть отчество. Почему меня всегда называют Мариной?»

А. С.: …Знаете, она всегда говорила о чем-то одном, очень напряженно, сильно — это было не в стиле французского салона, где нужно немножко поговорить о том, о другом, в общем, соблюсти какую-то… Так что она… она любила старую Францию она любила, Вандею, она любила воспоминания о Наполеоне. У нее было несколько друзей именно среди старых каких-то француженок, которые… старую Францию… Но войти во Францию современную, с ее снобизмом и со всем — она не могла. И даже язык ее… она великолепно знала французский, но это был немножко архаический французский…

В. С.: И в одном из писем, которое Марина Ивановна писала мне, мне запомнились такие слова: «Вот когда меня не будет на земле, то вы судите обо мне не по поступкам моим, а по умыслу. Поступки пропадут, а желания и умыслы останутся. И не забудьте, что там я буду излучать гораздо больше, чем излучаю здесь, потому что там не будет тетрадей, в особенности тетрадей, которые жадно смотрят на меня пустыми страницами и требуют бесконечной еды. Там я буду свободна от тетрадей. И тогда вы поймете, что я была лучше, чем на самом деле вы можете себе представить».

Собравшиеся также познакомились с выставкой красочных книг-альбомов, посвящённых литературным и художественным музеям России.

 

Лето - чудная пора!


Праздник Детства состоялся!
Весь май была летняя жара, а в первый день лета +13... Но традиционный Праздник детства в Ленпарке, который каждый год проводит Славянский центр Павлодара и Музей Анастасии Цветаевой, состоялся! Открыла мероприятие директор музея Анастасии Цветаевой Ольга Григорьева, которая поздравила ребят с Международным днём защиты детей и сказала, что встреча посвящена Году ребенка в Казахстане и 130-летию поэта Марины Цветаевой. Музыкальную программу открыла ученица музыкальной школы и СШ-17 Таисия Черевко, которая исполнила две песни: «Добрая песенка» и «Всё ли можно сосчитать».

Татьяна Сергеевна Корешкова рассказала собравшимся, как Анастасия Ивановна Цветаева гуляла в этом парке с внучками Ритой и Ольгой, как любили девочки скульптуры льва, слонёнка, медведей (а участники праздника потом у них сфотографировались!). Т. Корешкова показала книгу серии «Жизнь замечательных детей» и прочла из неё фрагменты о детстве Марины Цветаевой, узнали дети о  большой серии «ЖЗЛ», в которой тоже вышла книга о М. Цветаевой. 

Ученики школ №№ 19 и 43 читали стихотворения Марины Цветаевой и других авторов, получали сувениры в честь праздника от Славянского центра. 
Ученик СШ-43 Илья Влашенюк, которому 11 лет, прочел собственное стихотворение под названием «Лето»:

Ждем мы лета…

Лето  — это

Океан тепла и света!

Лето  — жаркая пора -

Всех детей к себе влекла!

Солнце светит высоко:

Не дотянется никто.

Летом каждый отдыхает

И про школу забывает!

Летом друг зовет гулять.

Может, мячик погонять?

Или книгу почитать?

Нет! Читать зимой мы будем!

Сейчас лето! Лето-это

Все гуляют до рассвета!

Лето - чудная пора!

Любит лето детвора!

Две зажигательные песни про лето спел известный павлодарский бард, друг Славянского центра Александр Казаков.
Свои стихи для детей читала Людмила Николаевна Бевз.

В этом году в мероприятии принял участие областной краеведческий музей им. Г. Потанина, библиотекарь которого Е.Н. Висягина рассказала школьникам о 100-летнем юбилее пионерской организации и показала пионерскую атрибутику. Много интересных фактов узнали ребята, а потом Елена Николаевна ещё провела конкурс на правильное завязывание пионерского галстука!

Встреча в Ленпарке получилась праздничной, интересной и познавательной. Было весело!

 

 

День памяти и скорби

31 мая в Казахстане отмечается День памяти жертв политических репрессий. Традиционно в музее Анастасии Цветаевой прошло мероприятие, посвящённое этой дате. На встречу пришли друзья музея, присутствовал внук А.И. Цветаевой Геннадий Васильевич Зеленин.

     Директор музея О.Н. Григорьева напомнила собравшимся о членах семьи Цветаевых-Трухачёвых, подвергшимся сталинским репрессиям: Анастасия Ивановна Цветаева, Ариадна Сергеевна Эфрон, Андрей Борисович Трухачёв. 16 октября 1941 года был расстрелян муж Марины Цветаевой – Сергей Яковлевич Эфрон.

     О. Григорьева ознакомила собравшихся с историко-литературным художественным изданием «Александровская слобода» (Александров, 2022). Этот альманах в числе других книг недавно прислала в Павлодар Эльвира Борисовна Калашникова, ученый секретарь музея Марины и Анастасии Цветаевых в Александрове. В альманахе опубликовано немало интересных, по-настоящему уникальных материалов. Особый интерес по теме сегодняшней встречи представляет интервью Л.К. Готгельфа (сейчас сотрудник, бывший директор литературно-художественного музея Марины и Анастасии Цветаевых в Александрове) со старшей внучкой Анастасии Ивановны Цветаевой – Маргаритой Андреевной Трухачёвой. Беседа состоялась в Александрове в 2017 году, когда Маргарита Андреевна приезжала в Россию из Америки, где сейчас проживает.

     В этой беседе говорится и о годах репрессий, о произведениях А.И. Цветаевой об этом периоде её жизни, об отношении писательницы к этому времени. Поразило одно высказывание Анастасии Ивановны. На вопрос о детстве сестёр Цветаевых Маргарита Андреевна отвечает, что бабушка вспоминала детство и говорила, что в детстве до 10 лет она была счастлива. А ещё была счастлива в ССЫЛКЕ И ЛАГЕРЯХ (!), когда «встречала себе ровню». Настолько духовная, душевная жизнь была для Анастасии Ивановны выше всего материального, что и в нечеловеческих условиях существования она могла быть счастлива от встречи с близким по духу человеком! Как не вспомнить слова святителя Феофана Затворника: «Счастлив тот, кто чувствует себя счастливым».

     Лев Кивович Готгельф задал вопрос Маргарите: «А о лагере Анастасия Ивановна вспоминала или она держала вас в стороне от этого кошмара?»

     М.М.: –  Она говорила: «Если, Ритонька, я тебе расскажу всю правду о лагерях, то я умру. Я не хочу заново переживать весь этот ужас». Этот страх жил в бабущке всю жизнь и так до конца не был ею пережит. И когда она чего-то пугалась, то багровела и начинала метаться по комнате. Вилками бабушка не пользовалась, потому что в лагерях вилки были запрещены. И, я думаю, что, несмотря на всю свою веру в Бога, несмотря на то, что она говорила: «Я всё простила советской власти, я искупила как свои грехи частично, так и грехи, может быть, своих родителей», страх в ней остался, она очень боялась смерти. И ещё она испытывала страх перед любыми представителями власти и любой администрацией. Когда я стала работать в «Интуристе», она сказала: «Ты ко мне не приходи, потому что меня могут арестовать за твою связь с иностранцами». Как-то однажды она встретила меня на улице Горького у гостиницы «Минск». Я зову её: «Баб!», и вдруг она – раз, и исчезла. И я поняла почему. Я думаю, что этот страх и мне тоже передался, может, даже генетически, потому что я родилась после папиных арестов, после расстрела маминого мужа (Зеленин Василий Владимирович, 1912-1941), после бабушкиного ареста. Я боялась очень многого…»

     Годы сталинских репрессий изуродовали психику не только тех, кто прошёл лагеря и ссылки, но и их потомков…

   Много интересных и неизвестных подробностей рассказывает Маргарита Андреевна о годах ссылки Анастасии Ивановны в Пихтовке, о павлодарском периоде жизни семьи.

   Не менее интересны, чем само интервью, и подробные комментарии. К примеру, текст указа Президиума Верховного Совета СССР от 21.02.1948 года, по которому сотни тысяч людей, так называемых «повторников» (в том числе и А.И. Цветаева), поехали в места «не столь отдалённые», а на самом деле – очень отдалённые от столиц… Подробно излагается в комментариях история многострадального романа А.И. Цветаевой «Amor» о судьбах людей, проведших многие годы в лагерях и ссылках. Приятно, что не раз упоминается и наш музей Анастасии Цветаевой, открытый 4 января 2013 года в Славянском культурном центре Павлодара.

   Кроме интервью с Маргаритой Мещерской в альманахе много других уникальных материалов, представляющих несомненный интерес для поклонников творчества Марины и Анастасии Цветаевых, литературоведов, исследователей. Это и письма Ирины Карсавиной – свидетельницы жизни семьи Эфрон-Цветаевой во Франции; это переписка Анны Саакянц и Владимира Коваленко. Неизвестные письма Анастасии Цветаевой к Ольге Руновой и Надежде Мещерской подготовила к печати учёный секретарь музея Марины и Анастасии Цветаевых Э.Б. Калашникова. Публикация Станислава Айдиняна, литературоведа, искусствоведа, литературного секретаря А.И. Цветаевой в 1984-1993 годах названа «Рукописи А.И. Цветаевой из чердачной пыли».

     На встрече в музее прозвучали слова благодарности авторам и составителям этого замечательного альманаха, лично М.А. Мещерской, Л.К. Готгельфу, Э.Б. Калашниковой за возможность открыть для себя новые страницы жизни и творчества Анастасии Ивановны Цветаевой.

   Гостями музея в этот день также были известные павлодарские историки-архивисты Вера Дмитриевна Болтина и Людмила Васильевна Шевелёва. Они принесли в подарок музею свою новую книгу: фолиант «Павлодарская область в годы Великой Отечественной войны». Немало страниц в ней посвящено репрессированным, ссыльным из Москвы и Ленинграда, которые во многом определили дальнейшее развитие культуры нашей области, богатые художественные и музыкальные традиции.

      Вера Дмитриевна и Людмила Васильевна рассказали о некоторых из них. Это выдающийся советский музыковед, педагог Гита Балтер; инженер-кораблестроитель Юлий Венске; солистка балетной труппы Большого театра Галина Лерхе; первая в России женщина-конферансье Мария Марадудина и многие, многие другие выдающиеся личности.

     В очерке о Гите Абрамовне Балтер опубликована фотография Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Брат Г. Балтер, архитектор Павел Абрамович Балтер общался в Париже с семьёй Цветаевых-Эфрон. Он был расстрелян в 1941 году по обвинению в шпионаже… Сколько прерванных жизней, исковерканных судеб, несбывшихся надежд…

   На встрече в музее мы вспомнили, что первая книга о репрессированных «Забвению не подлежит», подготовленная В. Болтиной и Л. Шевелёвой, вышла ровно 25 лет назад, 31 мая 1997 года. А всего наши замечательные архивисты выпустили 28 уникальных книг, посвящённых истории Павлодарского Прииртышья и его выдающимся людям.

   Геннадий Васильевич Зеленин поделился воспоминаниями о жизни в Пихтовке, в ссылке, о тех годах, которые потом описала Анастасия Ивановна в книге «Моя Сибирь».

   Завершила встречу Людмила Николаевна Бевз песней на свои стихи:

ДЕПОРТАЦИЯ НАРОДОВ

Поезд мчится по рельсам.

Чёрной птицей несётся.

И домой возвратиться

Уже не придётся.

Разорённые гнёзда.

Безвестные дали.

Лишь кресты на погостах

Застыли в печали.

Немцы, греки, корейцы!

Кавказцы и финны!

Чем, скажите, вы были

Пред богом повинны?!

Жёны, матери, дети

Без крова остались,

Лишь зубами, чтоб выжить,

Всё в землю вгрызались...

...Ковыли да бураны...

...Зажжённая свечка...

Молит небо о жизни

Ребёнка сердечко...

О, Великая Сила!

Не дай повториться

Унижениям адским

И чёрным страницам!

...На земле Казахстана

Приют всем народам,

А душа у казаха

Добра и свободна:

Боль другого народа

Понять он стремится.

Беркут символом веры

Над Степью кружится.

 

   Это время забвению не подлежит…

 

Поэт, художник, философ

К 145-летию поэта Максимилиана Волошина (родился 28 мая 1877 года) в музее Анастасии Цветаевой была открыта выставка, на которой представлены книги, журналы, диски, фотографии; репринтные издания произведений поэта; другие экспонаты.

 

Памяти Льва Мнухина

В этом году исполняется 30 лет со дня открытия московского Дома-музея Марины Цветаевой. Мы благодарны Ирине Михайловне Невзоровой, члену Союза писателей Москвы, за предоставленный материал о том времени, о легенде цветаеведения - Льве Абрамовиче МНУХИНЕ.

НА ФОТО:

Освящение Дома-музея Марины Цветаевой. 20 июля 1992 г. Фото А.В. Ханакова.

Лев Мнухин — в верхнем ряду посредине (над А.И. Цветаевой)
 

Памяти моего шефа Л.А. Мнухина

 

В 1992 г. готовили к открытию московский Дом-музей Марины Цветаевой – в преддверии 100-летнего юбилея Поэта.

…Несколько лет, приходя на улицу Писемского (в Борисоглебский переулок), я бродила вокруг дома, полностью выселенного, помещенного в леса. Изучала все углы дома, о котором я совсем мало знала. Но знала точно, что я должна там работать, хотя и инженер по профессии (выпускник Московского инженерно-физического института – МИФИ).

С «парадного» входа я туда попаду или с «черного»? – ведь у меня нет высшего гуманитарного образования… (какова же была моя радость, когда я узнала, что Лев Абрамович тоже имеет «высшее техническое» – Московский энергетический институт).

В преддверии открытия Дома-музея проходил ряд субботников, там состоялись мои первые знакомства с будущими сотрудниками музея. И тогда я впервые услышала имя Льва Абрамовича Мнухина.

…С тех пор его имя витало в воздухе, как когда-то для М.Цветаевой – имя Наполеона. Вскоре я поняла, что Л.А.Мнухин – очень серьезный человек в цветаевском мире. Но как попасть к нему в соработники, в сослужение? Не зазорно быть и на посылках у человека, который служит Марине Цветаевой, ведь у меня нет «высшего гуманитарного». Единственный мой «козырь» был в том, что, в отличие от гуманитариев, я не боялась компьютера и была направлена в «компьютерную» (будущий Издательский отдел).

20 июля 1992 г. на освящение Дома прибыли сестра Поэта – Анастасия Ивановна Цветаева, ее внучка Ольга Трухачева и ее правнуки. Затем был 100-летний юбилей Поэта, торжество в Пушкинском музее, открытие Цветаевской выставки из частного собрания Л.А.Мнухина.

Практически всех сотрудников Дома-музея определили в экскурсоводы, ибо наплыв посетителей был огромен – от пенсионеров до школьных групп. Пришлось в спешном порядке штудировать содержание экспозиции, вплетая его в творческую судьбу Поэта. Лирика и романтика отошли на второй план.

1990-е годы – первые годы существования Дома-музея Марины Цветаевой… Конечно, это были тяжелые постсоветские годы, каждый выживал как мог... А в Доме-музее в эти первые годы был общий стол, устроенный в подвале. В обед каждый вынимал – кто чем богат, в огромной кастрюле варилась картошка «с намеком на мясо»…

Вместе с тем, 1990-е – праздничные, счастливейшие годы для цветаеведов, для всех тех, кто жаждал читать и узнавать о любимых «запрещенных» поэтах и писателях. В 1990-е годы вышла благодаря трудам Л.А. Мнухина и Л.М. Турчинского книга «Воспоминания о Марине Цветаевой» (1992); благодаря трудам В.К. Лосской, Т.Л. Гладковой и Л.А. Мнухина – ценнейшая «Библиография» М. Цветаевой (1993); благодаря трудам Л.А. Мнухина и А.А. Саакянц – трехтомник «Сочинения» М.Цветаевой (1990–1993) и первое «Собрание сочинений» М. Цветаевой в семи томах (1994-1995). Благодаря трудам Е.Б. Коркиной начинает выходить «Неизданное» – «Сводные тетради» М. Цветаевой (1997) и «Семья: история в письмах» (1999); благодаря трудам О.В. Степановой и И.Ю. Беляковой начинает выходить «Словарь поэтического языка М.Ц.» (1996). И др.

…Торжества прошли. Начались трудовые будни… Я уже привыкла выполнять различные компьютерные «послушания». Спустя некоторое время Л.А. обратился ко мне с просьбой напечатать какие-то тексты, содержание которых мне показалось крайне интересным. Это были фрагменты будущей Хроники:

Русское Зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной жизни: 1920–1975: Франция. В 8 тт. / Под ред. Л.А.Мнухина в сотрудничестве с Т.Л.Гладковой, Т.И.Дубровиной, В.К.Лосской, И.М.Невзоровой, А.И.Серковым, Н.А.Струве. – Париж: YMCA-Press; М.: Русский путь. 1994–2002 гг.

В указанном восьмитомнике представлена подробная летопись жизни русской эмиграции во Франции, составленная по материалам эмигрантских периодических изданий. Более 40 000 событий, выстроенных в хроникальном порядке, день за днем отражают практически все сферы деятельности одной из самых значительных русских диаспор. Справочный аппарат составил содержание 4-го и 8-го томов. В него вошли указатели: именной, предметный, периодических изданий, топографические указатели, адресный справочник по "Русской Франции", хронология русского кинематографа, библиография.

Проект Хроники Л.А. в то время «пробивал» в неведомых мне инстанциях. Вскоре он предложил мне подключиться к проекту; я с радостью согласилась, еще не предполагая, что эта работа определит вектор всей моей дальнейшей судьбы. Работа над восьмитомной Хроникой заняла десять лет (1993-2002). Заметим, что Марина Цветаева, прожившая во Франции с 1922 по 1939 гг. (17 лет), является одной из героинь указанной Хроники.

С целью сбора информации необходимо было работать в Отделе русского зарубежья РГБ, где хранились комплекты газеты «Последние новости». И отныне я уже занималась своим любимым делом – писанием. Шевство надо мной было поручено Татьяне Ивановне Дубровиной (Танечке), много лет знающей Л.А. и его музей, редактору «Каталога» указанной выше выставки и редактору будущей Хроники. Вскоре к проекту подключились Тамара Николаевна Полуэктова (Томочка) и Галина Сауловна Бернштейн (Галочка). Для них Л.А. Мнухин стал «Левой». Но для меня он всегда был Лев Абрамович, даже когда я стала «Иришкой» и «Иркой».

Весной 1994 г. Л.А. подарил нам – мне и Татьяне Дубровиной – «первый Париж». Он был незабываем. О «первом Париже» можно написать книгу. Но книга была бы не о шедеврах парижской архитектуры и собраний живописи. Шок от свидетельства того, какую Россию мы «потеряли» (по М. Волошину – «распяли») был слишком силен для меня. В этом шоке я пребывала весь «первый Париж», красоты города – «каменной симфонии» – открывались мне, как в сновидении.

Книга была бы о том, каково оказаться зрелому и не праздному человеку на другой планете среди инопланетян, или в зазеркалье. При этом нам не позволительно было расслабляться, как любопытным, наивным туристам, ибо мы постоянно общались с «коллегами». Зазеркалье, в которое, как котят в воду, погрузил нас Л.А., было не простое, а многослойное: парижане, русские эмигранты первой волны, прочие эмигранты…

Каждый день мы с Таней подсчитывали количество «проколов», совершенных за день. А за ужином обсуждали с Л.А. дневные впечатления, плакались «шефу»». Л.А. незаметно выводил нас из трудных ситуаций с помощью шуток, или утешал самокритикой: «Ну, вот я – уж сколько лет изучаю французский, и сколько раз бывал в Париже, и на практике применять язык приходится, а до сих пор... еле-еле. Ну, нет таланта к языкам!»

Пару слов о юморе и шутках Л.А. Он обладал дъявольским чутьём. И чувствовал назревающий конфликт или неловкость; мог рассказать сходу придуманную историю, якобы случившуюся с ним, или переделать известный анекдот для попадания «в точку». Смех всех снова объединял, и – снова за работу (или – за отдых).

Вот одна из его парижских шуток:

– За что я люблю Париж: в Москве мне место в транспорте уступают порой, глядя на седые волосы. А здесь на Плас Пигаль (Квартал «красных фонарей» в Париже. – И.Н.) «дамочки» визитки в руку незаметно суют.

А вот и печальная «шутка» Л.А., ведь «в каждой штуке лишь доля шутки»:

– Беда не в том, что человек стареет, а в том, что при этом он душой-то молодым остается.

Созидательной энергии Л.А., казалось, не будет конца…

Незабываема первая поездка с Л.А. в Русский дом в Сент-Женевьев-де-Буа, и русские могилы. Наш проводник, привезший нас в Русский дом, Александр Александрович Поленов-Лямин (Шишок), художник, ухаживающий за могилами на Русском кладбище, пел в церковном хоре, – потому спешил к началу литургии. Обед в общей столовой Русского дома, незаметное наблюдение за стариками и старушками, будто сошедшими с дореволюционных фотографий... По русскому кладбищу водил нас тоже «Шишок».

Визит к Татьяне Алексеевне Осоргиной, живущей в маленьком домике в Сент-Женевьев-де-Буа. Она говорила о своем покойном муже, М.А. Осоргине, что он – лучший русский зарубежный писатель, но пока не открыт и не оценен.

Перечислять «приметы» М.Цветаевой, распростертой по просторам Евразии и подаренной нам Львом Абрамовичем, можно долго… Так, ее стихи привели нас в Руан, к месту гибели Жанны д’Арк, на площадь старого рынка, где ныне высится храм в виде шлема…

 

…И был Руан, в Руане – старый рынок.

Все будет вновь: последний взор коня,

И первый треск невинных хворостинок,

И первый всплеск соснового огня…

(«Руан», 1917)

 

…Самый сильный «культурный шок» случился со мной, когда я впервые услышала русскую речь той России – от русских эмигрантов первой волны, вывезенных из России детьми, и их потомков. Они, даже когда «болтают» о пустяках – не болтают, а говорят: русская речь выходцев православной России, полная достоинства и спокойствия, она отражает их внутреннее состояние и внутреннюю культуру.

Кратко и точно общие мысли выразил Виктор Леонидов, певец русского изгнания и его знаток, кандидат исторических наук, сотрудник Дома Русского Зарубежья:

 

…Я наслаждался старой речью,

Конечно, нашей, но другою…

 Только поживя в Париже – в русском Париже, среди русских людей, не пожелавших когда-то стать «советскими» – я узнала на практике, как начинается воскресный день у русского (читай – православного) человека. Он начинается с литургии, с благодарения Богу за все дни недели. Одни из таких людей – профессор, руссист Вероника Константиновна (1931–2018) и профессор, протоиерей Николай Владимирович (1929–2017) Лосские, друзья и помощники Л.А.Мнухина, ставшие нашими общими друзьями.

А нашим ангелом-хранителем в Париже была Татьяна Львовна Гладкова (Танечка), сотрудник Тургеневской библиотеки.

После жития в «очагах» русской культуры я, наконец, поняла, откуда у Мнухина столько такта, деликатности, вежливости, сдержанности, терпеливости в отношениях с людьми. То, что я «проходила» и открывала для себя в ходе наших поездок, у Л.А., видимо, было уже в прошлом. Я же напоминала себе леди Дулитл из пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», с ее тявкающим английским, оказавшуюся с фиалками у «храма искусств»: нас, советских граждан, с упрощенным взглядом на бытие, выпустили в мир Божий. Почувствовать сердцем духовную культуру эмигрантов первой (первой!) волны пытался и Виктор Леонидов:

 

…Но как поймать, как уловить

И как мне заглянуть в глаза

Им, всё сумевшим пережить

И не вернувшимся назад…

 

И дальше:

 

…Лишь с верой в звон колоколов

Они несли свою страну

Среди чужих полей и слов.

 

Удивительно, что они не чувствовали ни капли злобы в отношении нас, прибывших оттуда, из страны, где с них сорвали погоны, лишили званий, места, имущества… главное – Родины. И возвращаясь обратно, домой, в Россию – куда они не могут вернуться, ибо «нельзя вернуться в дом, который срыт» – я возвращалась иной: счастливой, что меня не постигла их участь, но растревоженной и готовой к дальнейшему созиданию, чтобы хоть чуточку загладить вину перед ними – сохраняя их наследие и память о них. Для этого, думается, Л.А.Мнухин и возил нас в «Россию, которую мы потеряли».

 

После «первого Парижа» была и «первая Прага», исхоженные вдоль и поперек, согласна «приметам» М.Ц. – строкам ее стихов и дневников.

В Чехии, где живут братья славяне, большая часть старшего поколения знает русский язык (учили в «советские» времена согласно школьной программе). По тому, скрывают они это или, напротив, заговаривают с тобой, заслыша русскую речь, сразу понимаешь отношение к России, преломленной в русских людях и русской культуре.

Подарком судьбы, точнее – подарком Л.А., было наше проживание в период командировок в самом сердце старой Праги – Клементинуме (это комплекс зданий в стиле барокко, выстроенный для иезуитского коллегиума, где сегодня расположена Национальная библиотека, в том числе архивохранилице русской зарубежной периодики).

Мы жили в аппартаментах, предназначенных для командировочных, со сводчатыми потолками и гулким эхом за окном. По соседству с Карловым мостом! Мы не приезжали на полчаса с группой туристов, чтобы пройти по Карлову мосту. Мы с ним прибывали каждое утро, день, вечер и ночь, – по месяцу. Через Карлов мы ходили за продуктами в гастроном. Мы выходили на Карлов в грустный момент послушать Влтаву (благодаря волнорезам ее голос звучит всегда). Мы полюбили Прагу как центр мироздания. Мы не переставала удивляться – как, зачем, для чего, ради чего М.Ц. ее покинула?

Вы спросите: где же здесь Лев Абрамович? Он всюду! Он идет впереди… Перво-наперво к Брунсвику, к рыцарю, стерегущему реку (он, действительно, очень похож на М.Ц.). Л.А. ведет нас в монастырь Мальтийского ордена («Серебряной зазубриной / В окне звезда мальтийская…») Его первого встречают лаем вшенорские собаки; он первый обнаруживает грибы, пра-пра-пра-внуков тех грибов, которые собирала по вшенорским лесам М.Ц.; показывает дом, где родился Георгий Эфрон… Он открывает-дарит нам цветаевскую Чехию – и не скрывает радости дарителя.

Однажды, сидя на пригорке, восторгаясь, вслед за М.Ц., холмами и речкой Бероункой, мы услышали голос Тамара: «Позвольте, но ведь наша Романка ничем не хуже!..» И по возвращении в Россию мы поехали в деревню Романка… Где кроме ландшафтных красот, действительно, не уступающих вшенорским, нас встретила русская печь, стада коз и баранов и русский хлебосольный прием супругов Полуэктовых.

Особый колорит в пражские поездки, организованные Л.А., вносила семья Ванечковых, страшно любивших «Леву», а «Лева» – Ванечковых: Мирко Ванечек (крупный специалист по земным недрам, выпускник Уральского горного университета, член-корреспондент Пражской академии наук) и его жена, цветаевед Галина Борисовна Ванечкова (Галочка, наша уралочка) – автор книг о пребывании М.Ц. в Чехии, организатор Цветаевского общества в Чехии и открытия доски М.Ц. на Шведской улице в Праге и т.д. и т.п.

Галочка приносила нам в библиотеку горячий, испеченный ею штрудель, приглашала домой, посвящала в свои творческие проблемы, была экскурсоводом по цветаевской Праге…

 

Вклад же Л.А. Мнухина в изучение русской эмиграции и в цветаеведение, представленный, кроме библиографии его трудов, десятками (если ни сотнями) организованных им научных мероприятий, музейной деятельностью – трудно переоценить. Пусть оценивают его академики и министры.

Могу лишь засвидетельствовать общеизвестые качества Л.А.: энциклопедически-развивающиеся знания о М.Ц. и РЗ, его умение работать – как с документами, так и с людьми; решать задачи – составлять алгоритмы действий и их реализовывать. Лично я отношу умение Л.А. продуктивно работать к его техническому – точному – образованию.

А кем он стал для меня и членов моей семьи? Я не могла не втянуть их в «историю»: компьютерная помощь мужа и младшего сына Павла, помощь старшего сына Алексея (художника); семейные поездки на цветаевские праздники; участие во всех проблемах, которые я приносила домой, и, конечно, долгий шлейф одухотворенности после очередных проводов из нашего дома «мнухинской компании».

Иногда готовка ужинов и прочее внимание к семье сводилось к минимуму, если «горела» сдача очередного тома или фрагмента Хроники, и приходилось сидеть за компьютером до глубокой ночи, а то и до утра. Тогда имя Л.А. склонялось домашними, и я понимала, как он прочно вошел в жизнь нашей семьи.

Именно в этом месте надо вспомнить про Валечку – Валентину Сергеевну Мнухину, жену Л.А., его верного друга, умницу и красавицу, гостеприимную хозяйку, а главное – мудрую женщину, с пониманием относящуюся к «бабьему коллективу», с которым приходилось иметь дело – цветаевское дело – ее мужу. Что касается наших мужей, то они полнились, кроме уважения, разумеется, ревностью – как к Хронике и цветаевскому делу вообще, так и конкретно к Л.А.

Цветаеведение включает в себя и цветаевское крае-ведение. Интерес Л.А. к местам, связанным с жизнью и творчеством М.Ц. и членов ее семье был огромен. Он звал в путь – с лекциями и новыми материалами. Л.А. при этом часто формировал «группу поддержки». Так, в Рязане, например, Л.А. организовал встречу в стенах художественного училища, где преподавала Ариадна Эфрон, где присутствовали и ее бывшие ученицы. Вдохновленные примером Л.А., мы побывали в месте ссылки Ариадны Эфрон – в Туруханске, и пр.

 

Можно сказать, что мы дружили семьями, не опуская повода собраться – в домах членов группы GRER или в Литературном музее – «в подвале у Турчинского». Постоянными членами «мнухинской компании», как ее называли, стали народная артистка РФ и профессор ГИТИСа А.М. Кузнецова (Тонечка), директор Музея Марины Цветаевой в Болшево З.Н. Атрохина (Зоинька); сотрудники московского Дома-музея Марины Цветаевой – руководитель Издательского отдела М.М. Уразова, старшие научные сотрудники М.Ю. Мелкова и Е.М. Кокурина («лучший экскурсовод Москвы и Московской области») и другие.

И рождались шутливые или злорадные строки, посвященные присутствющему или отсутствующему (путешествующему по свету) Л.А.: как он «примнухил» нас, а цветаевский дом без него «обезмнухил».

«Школа жизни» Л.А. включала в себя множество аспектов, – причем, универсального характера. Так, после высказанного ему какого-либо предложения, слабо обдуманного, – он, вместо того, чтобы доказывать несостоятельность оного, говорил: «А как ты себе это представляешь?» И когда человек начинал себе это «представлять» – все вопросы отпадали.

А навязчивость или бестолковость собеседника он мог присечь таинственной фразой: «Все всё понимают…» (никто же не признается себе, что он ни черта не понимает).

Л.А. научил меня – открыл науку – культуры общения с людьми. Однажды он произнес: «Ириш, я не работаю с “дураками”, “подлецами”, “тупыми”», – слова из моего прежнего лексикона. Л.А. привил мне уважение к коллегам, сотрудничающим с ним по столь высокой тематике.

Л.А. не только расширил для меня горизонт, он открыл мне мир общежитейной культуры. Он прекрасно чувствовал собеседника. В разговорах со мной, тоже «технарем» он любил аппелировать к математическим понятиям… Так, он часто применял понятие «интеграл»: особенно, когда я, по по-бабьи о чем-то сетовала по окончании очередного предприятия. «Ирка, ну, а интеграл-то какой – положительный или отрицательный?» – в качестве контрольного теста спрашивал он с целью утишения моих «страданий». Интеграл был всегда неизменно положительный!

 

Параллельно с работой над Хроникой шел сбор материала для будущего Библиографического словаря «Российское зарубежье во Франции (1919–2000)». С целью составления некрополя для будущего словаря мы обходили кладбища парижских предместий, – именно в небогатых рабочих пригородах – Клиши, Аньер, Булонь-Биянкур – жили и умирали наши герои. Ездили в Ниццу, где находится большое русское кладбище Кокад; работали в других районах Франции.

Среди католических крестов глаза искали косую перекладину: православный крест. Наш соотечественник! Заметим, что в большинстве случаев лишь из надписи на каменном надгробии (очищаем камень от мха и мусора…) или таблички на памятнике-кресте (если таковая сохранилась) можно узнать data vitae в энциклопедическом формате.

Идея Биографического словаря пришла к Л.А. не вдруг. Не раз он сетовал: «Пишешь статью, и нéгде, ну, нéгде посмотреть годы жизни наших героев!» Напомним, что ни о каких «электронных ресурсах» в то время еще не было речи. А последующее их наполнение, кстати сказать, происходило благодаря оцифровке проектов первопроходца Л.А., иже с ним.

Кладбище «Кокад» в Ницце… Признаюсь, что ком в горле не проходил, и слезы тоже мешали работе, т.к. совсем непривычная картина представала перед нами: русские кресты, часовенки, – а на них свисают не березовые сережки средней полосы, а ветки цветущей мимозы; и пальмы с гигантскими кактусами вокруг. Чужбина! Умереть на чужбине…

Участие в подготовительной работе над словарем продолжалась и позднее, когда я поступила на работу в только что открывшуюся Библиотеку-фонд «Русское Зарубежье» (БФРЗ, ныне «Дом Русского Зарубежья имени Александра Солженицына»).

В это же время мне предложили готовить к изданию дневники поэтессы Ирины Кнорринг (1906-1943) – одной из героинь нашей Хроники, жившей в Париже с 1925 по 1943 гг. Вот где понадобилась для комментариев наша Хроника. А начало всему дал Лев Абрамович Мнухин.

Ирина Невзорова (член Союза писателей Москвы).

 

 

 

  
 

 

 

Подарки из Александрова

На 14 замечательных изданий пополнился книжный фонд павлодарского музея Анастасии Цветаевой. Это подарок Эльвиры Борисовны Калашниковой, учёного секретаря музея Марины и Анастасии Цветаевой в городе Александрове Владимирской области РФ. Спасибо!!!

 

Десятая, юбилейная

Традицией стало в Павлодаре проведение в День славянской письменности и культуры Цветаевской читательской конференции. На эти встречи собираются не только поклонники творчества Марины и Анастасии Цветаевых, но и просто люди, любящие читать, стремящиеся узнать что-то новое из истории литературы и культуры нашего города.

     В этом году конференция была уже десятой. За эти годы она проходила и в самом музее Анастасии Цветаевой в Доме дружбы, и в Доме-музее Шафера, и в областной библиотеке им. С. Торайгырова, и в городской библиотеке им. П. Васильева. А в этом году участники собрались в Центре детского чтения им. Сулеймена Баязитова по улице Луначарского. Место встречи было выбрано не случайно. В годы, когда в Павлодаре жила семья Цветаевых-Трухачёвых, в этом здании находилась областная библиотека имени Николая Островского. Конечно, и сама Анастасия Ивановна, и её сын Андрей Борисович Трухачёв, и внучки Оля и Рита не раз приходили в эту библиотеку.

     Организаторы конференции – Славянский культурный центр и работающий при нём музей Анастасии Цветаевой  назвали её  «Юбилейной». Не только потому, что она десятая. Так сложилось, что в 2022 году отмечается немало юбилеев, круглых дат, связанных с семьёй Цветаевых. О них написала в своём приветствии младшая внучка А.И. Цветаевой Ольга Андреевна Трухачёва, которая родилась и выросла в Павлодаре, а сейчас живёт в Америке. Приветствие прочла Лариса Ивановна Деркунская:

     «Дорогие друзья, добрый день! Он добрый потому, что мы вместе. Как приятно и радостно увидеть много родных имён в программе конференции!

Иван Владимирович Цветаев – прадед мой, воплотивший свою мечту в жизнь, создавший всемирно известный сейчас Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (ранее Музей изящных искусств им. императора Александра III), служивший Родине беззаветно всю свою жизнь.

     Марина Ивановна Цветаева – моя двоюродная бабушка, сестра бабушки Аси, прожившая короткую жизнь, полную испытаний, но оставившая яркий след в литературе XX века. И ещё много лет мы будем изучать её творческое наследие.

     Ариадна Сергеевна Эфрон – дочь Марины Цветаевой и моя тётя, переводчик, художница, мемуарист, чья жизнь была невероятно трагической. Тётя Аля посвятила свою жизнь сохранению имени матери в памяти людей на века.

     Андрей Борисович Трухачёв – мой отец, прошедший по жизни достойно, создававший (при всех тягостях жизни) свою «сказку жизни» и никогда не предавший семью.

     Дмитрий Иванович Иловайский – его имя навсегда связано с именем нашей семьи! Работы Дмитрия Ивановича показывают нам его как ученого-историка, политического деятеля, человека с его взглядами и убеждениями.

Дмитрий Иванович помогал моему прадеду в его колоссальном, титаническом труде по созданию Музея изящных искусств им. Императора Александра III.

     Бабушка – Анастасия Ивановна Цветаева и её очерк «Моя Голландия». Вспоминаю, как бабушка собиралась в поездку, вспоминаю, как беспокоились в семье, вспоминаю, как я готовилась к её возвращению, вспоминаю её первые рассказы. Как я рада выходу книги Юрия Ильича Гурфинкеля (бабушкиного врача) об их совместной поездке в Амстердам.

     Роберт Рождественский – благодарность таким людям безмерна в сохранении памяти имени Марины Ивановны Цветаевой и в создании музея её имени.

     Вы все, собравшиеся сегодня, сохраняете историческую память! Успешной вам конференции! Низкий вам всем поклон.

С уважением, Ольга Трухачёва».

     Собравшиеся услышали также приветствие председателя Славянского центра Татьяны Ивановны Кузиной, которая находится сейчас в Новосибирске: «Дорогие коллеги! Поздравляю вас с Днём славянской письменности и культуры! Желаю плодотворного проведения Цветаевской читательской конференции! Творческого вдохновения и радости общения с единомышленниками!»

     Прежде чем начать работу конференции, организатор и руководитель павлодарского музея Анастасии Цветаевой, член Союза писателей Казахстана Ольга Григорьева вручила участникам предыдущей, девятой Цветаевской конференции сборник докладов «Поэт, связавший времена». В него вошли доклады и сообщения, посвящённые поэту Павлу Антокольскому, чей юбилей отмечался в прошлом году, и его творческим связям и человеческой дружбе с Мариной и Анастасией Цветаевыми. Среди авторов, которые получили в подарок эту книгу – студентки павлодарского Государственного педагогического университета Кристина Дмитриева, Владимира Трушина и их педагог, кандидат педагогических наук Г.Н. Старченко. 

     О 30-летии со дня открытия московского Дома-музея Марины Цветаевой и о замечательном поэте Роберте Рождественском, который внёс немалый вклад в его открытие, рассказала Татьяна Корешкова.

     Об очерке А.И. Цветаевой «Моя Голландия» (его рукопись, кстати, хранится в павлодарском Цветаевском музее) и поездке писательницы в Амстердам говорила Татьяна Алексенко.

     Творчество Анастасии Ивановны Цветаевой – непременная тема каждой конференции. Доклад об одной из ранних книг писательницы – «Королевские размышления» представила молодой преподаватель школы-лицея №16 Альбина Шамгунова.

     130-летие великого русского поэта Марины Цветаевой празднуется в этом году во всём мире. Людмила Бевз поделилась своим впечатлением о книге М. Цветаевой «Лебединый стан», которая впервые была издана в 1957 году в Мюнхене.

     В этом году отмечает своё 110-летие Музей изобразительных искусств им. Пушкина, 175 лет со дня рождения исполнилось его создателю Ивану Владимировичу Цветаеву. Слайдфильм об этих событиях представила  хранитель библиотеки Славянского центра Наталья Колодина.

     «Талантливые дети талантливых родителей» – так назывался раздел конференции, посвящённый 110-летию со дня рождения дочери М. Цветаевой Ариадны Эфрон и сына А. Цветаевой Андрея Трухачёва. Из города Александрова Владимирской области прислала видеосообщение давний друг павлодарского музея, ученый секретарь александровского музея Марины и Анастасии Цветаевых Эльвира Калашникова. О судьбе Ариадны Сергеевны Эфрон подробно рассказала Нина Новосельцова.

     Говорилось на конференции ещё об одной дате – 190-летии Дмитрия Ивановича Иловайского, которому посвятили немало строк и Марина, и Анастасия Цветаевы. Дмитрий Иванович – ученый-историк, автор пятитомной «Истории России», автор учебников по истории для школ и гимназий, которые переиздавались 150 раз! Это дедушка Валерии и Андрея Цветаевых, сводных сестры и брата Марины и Аси. О том, как писала Марина Ивановна об этом незаурядном человеке, поведала Лидия Прохорова. Ольга Григорьева осветила тему, как образ Дмитрия Иловайского нашёл своё отражение в «Воспоминаниях» А.И. Цветаевой.

     Очень много интересной информации о редких фактах, судьбоносных событиях, уникальных книгах прозвучало на конференции. Два часа её работы пролетело незаметно. Хочется надеяться, что нынешние школьники и студенты продолжат эти традиции духовности и культуры.

Юрий ДМИТРИЕВ.

Фото Алексея ЕРМАКОВА.

С Днём музеев!

В Международный день музеев павлодарский музей Анастасии Цветаевой принимал дорогих гостей. Это члены литературного клуба "Классики и современники" (Центр активного долголетия); замечательный композитор Лариса Лобченко, барды Валентина Шалденкова и Ирина Маринец. Видеопоздравления в адрес музея пришли от нашего любимого кинорежиссёра, Народного артиста РФ Владимира Ивановича Хотиненко, от председателя правления Славянского центра Т.И. Кузиной, от ученого секретаря музея Марины и Анастасии Цветаевых в городе Александрове Э.Б. Калашниковой. 

Встреча в музее посвящалась нескольким памятным датам - 110-летию со дня открытия Музея изящных искусств в Москве (сейчас ГМИИ им. Пушкина); 175-летию со дня рождения его создателя - Ивана Владимировича Цветаева и 100-летию его многолетнего бессменного директора Ирины Александровны Антоновой.

Собравшиеся посмотрели кинохронику 1912 года: открытие музея имени Александра III 31 мая. О судьбе и многогранной деятельности И.В. Цветаева, о том, как его образ запечатлели его талантливые дочери - Марина, Анастасия и Валерия Цветаевы - рассказывали О. Григорьева, Т. Алексенко, Л. Прохорова.

На выставке были представлены книги о Музее изобразительных искусств, издания об И.В. Цветаеве, редкие фотографии из фондов музея.

Лариса Лобченко вручила подарок - свой нотный сборник, куда вошли песни и романсы на стихи Марины и Анастасии Цветаевых.

Звучали стихи и песни о музее и музейщиках...

Вечер получился, как всегда, тёплым и насыщенным.

Вечная слава, вечная память...

Накануне Дня Победы в музее Анастасии Цветаевой вспоминали Георгия Эфрона, погибшего в 1944 году в Белоруссии, в первом бою... Сыну Марины Цветаевой было всего 19... В музее хранятся книги, куда вошли дневники, письма, рисунки этого талантливого юноши. Он ушел на фронт с первого курса Литературного института...

Вечная слава, вечная память...

 

Будем помнить...

Печальная весть пришла из Алма-Аты.
Не стало Елены Игоревны Кашинцевой (Поминовой) - педагога, филолога, литературоведа, давнего друга музея Анастасии Цветаевой. Елена Игоревна часто приезжала на наши конференции, Цветаевские костры. Всем участникам 6-ой Цветаевской читательской конференции "Цветаевы и Горький", которая прошла в Павлодаре 24 мая 2018 года, запомнилось её яркое выступление "Владислав Ходасевич о Горьком". А как эмоционально читала она стихи совсем недавно, на 17-ом Цветаевском костре в сентябре 2021 года!
 
Павлодарцы будут хранить память об этом светлом, отзывчивом, глубоком, вдумчивом человеке... Навсегда она в Цветаевском музее - слова Елены Игоревны на буклете музея обязывают нас к требовательности и самоотдаче...
Светлая память.

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

7 апреля, в Благовещение, в музее Анастасии Цветаевой традиционно вспоминали стихи русских поэтов об этом светлом празднике.

Анастасия Цветаева
БЛАГОВЕЩЕНИЕ
Этот день даже в лагере, даже в аду
Ото всех он от дней — отмеченный.
Потихоньку земной поклон кладу
В Благовещенье.
В Благовещенье птица гнезда не вьёт,
И косы не плетёт девица,
Православный же, некогда славный народ,
Забывает Тебе молиться,
Божья Матерь! Взгляни на наш смрадный ад,
На измученных, искалеченных!..
Скоро вечер. Под тучами светел закат
В Благовещенье.
(Стихотворение написано в 40-е годы 20 века, в сталинском лагере на Дальнем Востоке)
 
Марина Цветаева

В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, —
Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно:
Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!
— Летите, куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Улыбаюсь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
— Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!

Анна Ахматова

Выбрала сама я долю
Другу сердца моего:
Отпустила я на волю
В Благовещенье его.
Да вернулся голубь сизый,
Бьется крыльями в стекло.
Как от блеска дивной ризы,
Стало в горнице светло.

Константин Бальмонт

Благовещенье и свет,
Вербы забелели.
Или точно горя нет,
Право, в самом деле?

Благовестие и смех,
Закраснелись почки.
И на улицах у всех
Синие цветочки.

Сколько синеньких цветков,
Отнятых у снега.
Снова мир и свеж, и нов,
И повсюду нега.

Вижу старую Москву
В молодом уборе.
Я смеюсь и я живу,
Солнце в каждом взоре.

От старинного Кремля
Звон плывет волною.
А во рвах живет земля
Молодой травою.

В чуть пробившейся траве
Сон весны и лета.
Благовещенье в Москве,
Это праздник света!