Блоги

Наверное, нет в биографии Анастасии Ивановны Цветаевой такого человека, знакомство и дружба с которым сыграли бы столь значимую  роль, какую сыграли знакомство и дружба с Борисом Михайловичем Зубакиным. Поэтому отдельное мартовское заседание в нашем Цветаевском музее мы решили посвятить этому человеку, в биографии которого остаётся до сих пор немало «белых пятен», но всё же, благодаря последним исследованиям и публикациям, эта личность становится более понятной…

Фотографии, подаренные музею Г.Я. Никитиной: Двойной портрет (А. Цветаева и Б. Зубакин), Б.М. Зубакин. «Человек, похожий на Шекспира» - так описывает Анастасия Ивановна Б. Зубакина в очерке «Семья Каган».

Итак,  Борис Зубакин - [19.4(2.5). 1894, Петербург - 3.2.1938, Москва]
       — поэт, историк культуры, философ, скульптор, эзотерик, основатель и руководитель Московской ложи розенкрейцеров. С 1922 года близкий друг и духовный наставник А.И. Цветаевой.

В 1985 году Анастасия Ивановна, подписывая книгу стихов Б. Зубакина «Медведь на бульваре» своему литературному секретарю Станиславу Айдиняну, написала такие слова: «…В моей жизни самой крупной, величавой фигурой, ни с кем не сравнимым, был автор этих стихов, мой многолетний друг…».

Надо отметить, что роль, которую сыграл в судьбе младшей Цветаевой этот незаурядный человек, была как положительной, так и трагической. Благодаря ему в 1927 году произошло духовное перерождение А. Цветаевой – она пришла к вере, отказалась от «земных соблазнов», стала, по её словам, «монашкой в миру». Но именно из-за Зубакина она трижды арестовывалась и в 1937 году попала в сталинские лагеря на 10 лет… При всех трёх арестах она обвинялась в том, что была членом «мистической религиозной группы», руководимой Зубакиным, и его ближайшим помощником.

 Благодаря Ольге Андреевне Трухачёвой  мы смогли увидеть единственную прижизненную книгу стихов Зубакина с автографом А. Цветаевой (из её личного архива):

Б. Зубакин был удивительно работоспособным (не касаемся здесь его лекторской деятельности и таланта импровизатора).   Им написаны несколько пьес в стихах («Прометей», «Мерлин», «Пигмалион», «Белая лошадь»), поэмы «Бетховен», «Пушкин», десятки стихотворений, начат роман в стихах о Гражданской войне в России и судьбах искусства в революции «Иллария». Стихи Зубакина переводили на немецкий язык, разбирали в учебниках поэтики. Он переписывался с Горьким, в 1927 году они вместе с А.И. Цветаевой ездили к нему на Капри.  На вдохновенные письма Зубакина Горький откликался восторженными словами: «Вы, сударь, изумительно талантливый человек, и по-русски безумно талантливый, думается, даже, Вы на границе гениальности».

Много рассказывал о Зубакине Андрей Борисович Трухачёв : «Бориса Михайловича Зубакина я помню с 22-го года, когда мы жили в Москве в Мерзляковском переулке в доме номер 18 на четвертом этаже. Дядя Боря был большим другом мамы, любил ее, и я считал его своим названным отцом… Он часто бывал у нас, внешность его была необыкновенной: огромный лоб с крылообразными надбровными дугами, сильный голос, вообще он весь был необыкновенный. А то, что он умел, повергало в изумление всех, кто был свидетелем чудес, им производимых.

Я знал, что его мать, урожденная Эдвардс, принадлежала к шотландской королевской фамилии, и все отпрыски мужского рода этой фамилии обязательно проходили специальную подготовку и затем посвящение в маги по древнему друидскому обряду, и дядя Боря не был исключением…»

«…Зубакин плюс ко всем своим талантам обладал еще даром мгновенной импровизации стихов и иногда, в трудное время, зарабатывал этим на хлеб… В начале двадцатых он руководил основанной им ложей розенкрейцеров». (Г. Никитина, Г. Васильев «Проза, насыщенная электричеством памяти…»).

Познакомившись с Б.М. Зубакиным, Анастасия Ивановна специально изучила стенографию и два года записывала его лекции по герметическим знаниям, которые уничтожила после первого ареста своего учителя.

 После первого ареста Б. Зубакин отбывал ссылку в Архангельске, но и там активно занимался творческой деятельностью. Он занят воскрешением традиционного косторезного мастерства подвергнутых опале «кулаков», выпускает книгу о редкостном художественном промысле (1931):

Как пишет исследователь творчества Зубакина А.А. Горелов, в ссылке Борис Михайлович  «изучает и описывает деревянную архитектуру. Благодаря археологическим поискам на бывшей усадьбе Ломоносовых передает краеведческому музею две подводы предметов поморской старины. Завершает с историком И.М. Сибирцевым не дошедшую до нас монографию «Новое и забытое о Ломоносове». Записав фамильное предание, публикует уникальные сведения о последнем периоде жизни Пушкина. Печатает статьи о волнующей поэта красоте архангелогородского диалекта. Преодолевая запрет на писание стихов, прибегает к устным импровизациям…».

 А.И. Цветаева дважды ездила к Зубакину в Архангельск. Вот этот снимок сделан писательницей в 1936 году, на обороте надпись: «Мансарда Зубакина в Архангельске». Эту фотографию (оригинал) подарила нашему музею Ольга Андреевна Трухачёва, и теперь это один из наших ценных экспонатов!

 А вот эту фотографию передала нам в музей биограф А. Цветаевой Галина Яковлевна Никитина. На снимке – Е.С. Ильинская, актриса Малого театра, третья жена Зубакина. Она тоже была арестована «по делу Зубакина» и провела 8 лет в сталинских лагерях:

Отбыв срок наказания, Зубакин, лишенный права проживать в столице, кочует по маршруту Архангельск-Москва-Смоленск. Он работает в архангельском Союзе художников, возобновив занятия скульптурой (натурный портрет В.Я. Брюсова, 1923), исполняет заказы на изображения классиков литературы и музыки (Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Бетховен) и тружеников-северян.

В сентябре 1937 года  Зубакин  вновь арестован, реэтапирован в Москву. Предъявленное ему обвинение в руководстве «мистической фашистской и повстанческой организацией масонского направления» подводит черту под жизненным путем поэта. Он был расстрелян 3 февраля 1938 года.

В чём же обвинялся Борис Зубакин? В создании «фашистской организации», имеющей цель свержение советской власти. Организация была. Не фашистская, а масонская, но, понятно, что участие в ней в 30-е годы двадцатого века было, мягко говоря, не очень удачным занятием. Для НКВДэшников это было находкой! Действующая организация! С непонятными задачами, со своими обрядами и посвящениями! Борис Михайлович пытался объяснить следователю суть розенкрейцеров:

«…Эмблема их — Роза и Крест (Kreuz) — означала следующее: совмещение «Ро­зы» — знаний, культуры, благородно-изящного быта с «Крестом» — религиозного под­вижничества, мистических опытов и изысканий.

 … Я мечтал и мечтаю близких мне друзей, поэтически-мечтательных, мистичес­ких натур собрать в кружок где-нибудь под городом, чтобы они не чувствовали себя потерянными и одинокими, чтобы лучшие дарования не рассеивались, а собирались в одно зажигательное стекло дружбы, братства, совместной жизни, мистерий…»

Известно, чем закончились эти благие намерения. Многие члены организации были расстреляны, кто-то умер в лагерях, кто-то пошёл по этапу, а потом, как А. Цветаева, был арестован третий раз, как «повторник».

     Эта цитата из допроса А. Зубакина взята из книги «Розенкрейцеры в советской России. Документы 1922-1937 гг.» Публикация, вступительные статьи, комментарии, указатель А.Л. Никитина. М., "Минувшее", 2004 г. - 464 стр. с илл. (Мистические общества и ордена в советской России. Вып. 2-й).

Огромная благодарность Елене Витальевне Титовой, кандидату филологических наук, доценту кафедры литературы Вологодского государственного педагогического университета, замечательному цветаеведу и другу нашего музея, предоставившей нам возможность ознакомиться с материалами этих дел (теперь распечатку можно почитать в музее).

Тяжело читать эти допросы: Зубакина, Геевского, Монисова, которые не раз называют имя Цветаевой и её роль «в фашистской организации» розенкрейцеров:

«…Постоянную связь с ЗУБАКИНЫМ поддерживает А.И. ЦВЕТАЕВА, его личный секретарь и хранитель рукописей и реликвий «ордена». Она же осуще­ствляет связь между Москвой и другими городами, где имелись «цепи» «розенкрей­церов». ЦВЕ­ТАЕВА имела связь со своей сестрой, белоэмигранткой-писательницей Мариной ЦВЕТАЕВОЙ…»

Понятно, что выбивались все эти «разоблачения» под пытками, и не поднимется рука осуждать этих мужчин… Теперь, когда известны материалы этих следственных дел, удивляет не то, что А. Цветаева была осуждена на 10 лет, а то, что её вообще оставили в живых… Она на допросах называла только умерших или тех, кому арест уже не грозил. Она терпеливо разъясняла следователям цели и задачи розенкрейцеров и честно говорила о том, чем занималась их группа.

«Из показаний ЦВЕТАЕВОЙ А.И. 23.03.49 г.

ВОПРОС: За что Вы были арестованы в 1937 г., а затем осуждены?

ОТВЕТ: В 1937 г. я была арестована, а затем и осуждена, как член к-р организации, однако членом к-р организации я никогда не была. Правильнее будет сказать, что я яв­лялась членом мистической религиозной группы, причем я и сейчас придерживаюсь тех же религиозных взглядов…

 …Сколько человек входило в мистическую группу —я не знаю, ибо ЗУБАКИН об этом не говорил, а я не спрашивала. Знаю, что отдельные члены группы в количест­ве 3-4 человек нерегулярно собирались на квартире у ЗУБАКИНА или у меня и слуша­ли разъяснения ЗУБАКИНА по вопросам религии, нравственности, троичности Бо­жества, свойств Божества, по разным философским вопросам. Все члены нашей группы стояли на идеалистических позициях, были верующими. Кроме всего этого, мы вместе молились…»

 В романе А. Цветаевой «Amor» есть эпизод, красноречиво говорящий о том, насколько дорог ей был этот человек. Героиня романа в тюремной камере делала скульптурные головки из прожеванного хлеба. Когда ее отправили на Дальний Восток, в поезде она вспоминает, как в камере осужденных  показала встретившейся там подруге, Надежде Мещерской, все четыре головки хлебные: одна голова спящего, напоминавшая умершего друга. Другая – приснившееся лицо… Третье – подруга узнала его: Зубакин, Борис Михайлович… А четвертая – голова ее сына…»

Находясь в тюрьме, в 1937 году Анастасия Ивановна посвятила Зубакину «Поэму». Сохранилось также её стихотворение «Памяти посмертно реабилитированного Б.М. Зубакина» (оно вошло в книгу «Мой единственный сборник»):

Друг родной! Хореем или ямбом

Рассказать, как я тебя люблю!

Амфибрахия ли дифирамбом

Вслед кричать такому кораблю?

Не кидаться вслед, не выть сиреною?

Чайкой не кружить над палубой твоей

Взмахом рассыпающейся пены

Не воздать тебе тоски моей,

Что во мне, тобой шумя, бушуя

С дня, когда с твоей моя душа –

Ничего от жизни не хочу я,

Как с тобою быть, тобой дыша!..